Порнушка… Еще в недалекие времена она была семиотическим имплантом возбуждения, усовершенствованным заменителем банных подглядываний, скудным эрзацем архаичной плотской близости. Но знакомое каждому «аморальному» европейцу диско-стариковское софт-порно кануло в архивные закрома, став интересным артефактом в долгой истории инструментов сексуальной стимуляции. Когда самые замысловатые позы наложились на не менее узорчатое число агентов соития, а далее помножились на самый экзотичный антураж, окаймленные наличием или отсутствием сюжетной линии, кино закончилось… «Детский сад», ведомый инфантилизм, невинная мякоть покойно томятся на стеллажах архивариуса в форме магнитолент и пожелтевших надписей. Оргиастические всхлипы, испарина с холодным потом, ритмика «околовечного двигателя», — спите крепко в дальних краях сжато-пережатых файлов, дорогие товарищи, вас никто не побеспокоит. Здесь вам не место.

Наступила эпоха экспериментов с телесностью. Секс-индустрия (ее гормональный авангард) двигается по граням «невозможного». «Надо вывернуть ее наизнанку и хорошенько пройтись по внутренним органам, полостям, отверстиям, иначе «старый, добрый» коитус с запрограммированными анатомией фрикциями способен будет простимулировать исключительно легкую зевоту с досужей ухмылкой». Медленное движение на коннотативных дрожжах, когда новой формы-размера половых органов, иной расовой принадлежности порно-агента, смены экзотичного интерьера «траходрома», было достаточно для потребительства. Боеспособный настрой «вялого» трудно поддерживать одной-единственной сценой, подправленной мелким косметическим «демонтажем». Нужны кардинальные стимуляторы, радикальные знаки, чтобы поддерживать этот перфекционистский стандарт сексуального семиозиса. Держать себя в узде постоянного желания. Поэтому изображение секса выродилось в образ сексуального с инопланетными телами и неземными именами, обратившись вспять – в анатомическую карту плотских потенций и невозможностей. Порно-авангард съехал с рельсов потребительской вежливости и буржуазной привлекательности на кривую снафф-муви, заигравшись в роли абсолютного зла. Желание и возбуждение сменились унижением с расщеплением. Секс операбелен. Эмансипированный рык «сексуальности» требует воплощения всех задумок, самых агрессивно-абсурдных проектов, гендерных и межвидовых перевертышей. Превратить каждую клетку в эрогенный полигон, выжать хоть малейшую частичку, одну тысячную «ватта», либидинальной энергии.… Не важно, какими способами. Иначе, мать вашу, он не встанет.

Можно здесь посетовать, что прав был добрый дедушка психоанализа, совместив эрос с фанатосом, но нет же, ключ в бесчеловечном перфекционизме «сексуального». Каждый следующий акт обязан быть зверинней, а его темп подлежит «гравитационному» наращиванию, следующая поза будет сыграна с большой амплитудой и растяжкой мышц… Но молчаливый упрек плоти выдвигает скорые границы «играм желания», — «срамной уд» сотрется в лохмотья, а вывернутые суставы с треском остановят эксперимент. Телесность просто не способна шагать в ногу с идеальным миром «сексуального».

В грядущем остается два варианта «художественного» поведения порнографов. Либо магистраль кроваво-травматичных скотств, где секс ограничивается каймой, облекающей физиологические постыдства и оформляющей кредо вседозволенности. Возбуждение перевоплотиться унижением; реалистичное страдание как залог эрекции. Здесь воцаряется выпяченность, гигантомания, перверсия, абсолютизация кровоподтеков, где похоть без боли – ничто. Экстраординарность кунст-камерного соития – симптом чего-то подлинного, единичного, неповторимого. Их верным дорогостоящим джокером и сверх-абсолютным пороком по совместительству окажется единство с реальностью. Либо действующая в «пределах» стратегии «эмансипированного знака» расширяющаяся дорожка 3D-порно, где все доступное карнавальное разнообразие отдает синтетичностью и безжизненной пасторалью. И, в конце концов, мы подойдем к финальному заключению, что в современном порно нет ничего от секса или пресловутой «сексуальности», хотя оно и порочно донельзя, порно – всего лишь разноликая компиляция нескольких пикселей на полотне постыдно неограниченных фантазий. И как бы порнография не пыталась доказать свое существование через единичные случаи секс-насилия, события убийственного коитуса, специфической поэмы тел, она останется греховоднической фикцией.

Инвалидная сексуальность

Настоящим экранным символом эпохи постмодерна для меня является Блейзер (к сведению один из героев-инвалидов австралийского «чернушно» комедийного мультфильма «Паралитики», или «Join Callahan’s quads!»). Этот радикально постсовременный персонаж изображается как развеселая голова-инвалид с полным отсутствием туловища, призванная словесно «трещать» в любой мало-мальски существенной ситуации. Оставим в покое вопрос о возможности существования человека в таком состоянии, о соотнесении подобных масс-медиа художеств с настоящей реальностью. Мы помним, что некоторые известные артефакты «высокой» литературы также культивировали тему самостоятельной жизнедеятельности человеческих органов, поэтому говорящая голова на дощечке с колесами суть далекая от оригинальности беллетризованная идея.

Главное сконцентрировано в следующей мысли, в постмодернистском совмещении качеств интересующего нас героя. С одной стороны, видимая физиологическая несостоятельность, полная невозможность удовлетворения даже самых элементарных потребностей. С другой — «огроменный» в вожделениях, коллективно жизнеутверждающий, склонный к глубокому «либертинажу», дискурс Блейзера. Тот, кто формально способен к далеко не самоудовлетворяющему «мышкоедству» (я думаю, вы понимаете, о чем я), словесно фонтанирует относительно половой тематики, является истинным поклонником нового цивилизационного культа – религии сексуальности.

Здесь дело не в житейской и довольно посредственной гипотезе о знаковой компенсации существующей неудовлетворенности. Нет, для меня поведение Блейзера, его вынужденный и ужаснейший фатум – это «концептуальный» символ западноевропейской постсовременной культуры, нарочно оскопившей себя (в фанатичном пылу удалившей даже все конечности; как говорится, от «французского» греха подальше) по причине откровенной серости, рутинности, посредственности, скучности самого полового акта, функции воспроизводства, чтобы в полной мере отдаться технологии воображения секса, масштабной и богатейшей индустрии «сексуальности». Так и Блейзер, не обращая свой взор на обескураживающую действительность, всецело занят сферой «сексуального», тщательным, детализированным ее обсуждением, созданием, накоплением и распространением знаков «сексуальности». Его разум поглощен идеями, механизмами, образами, объектами, кружащими возле «толстеющей» области секса и других удовольствий, он всецело вовлечен в искусственную среду культуры, подменяющей ему искалеченную реальность.

Так и мы себя на просторах постсовременного мира ощущаем в роли «головоногих» калек, не способных к реальным действием и могущих получать лишь знаковые удовольствия, гнаться за многочисленными и несуществующими фантомами. Но покалечили мы свои асценичные тела собственным разумом, вытворившим вдруг странное перфекционистское «коленце»: «делай что хочешь, но сотворенное должно быть совершенным». Ну и кто способен к такому каждодневному подвигу? Компрессия эстетики в нашей телесности, передозировка добра, истины и красоты в человеческих мозгах, синдром совершенных существ, сделали нас боязливыми тварями перед мощью и всемогуществом знаков.

Поэтому теперь кусок черствого хлеба много дешевле образа аппетитного пончика с неоновой вывески. Теплота чуткой плоти застенчивой простушки не взгревает чувства в отличие от мониторного лика растиражированной сетевой «сверх-красотки». Ну, а действительная трагедийность голодного бездомного не стоит тех слез, которые можно излить на новейший сюжетный поворот сериальной мелодрамы. Так в отличие от вынужденно страдающего Блейзера, припавшего ко всевозможным культурным протезам, мы сами кастрировали себя и постепенно отсекаем по доброму кусочку собственного тела, заменяя более красивым, поистине совершенным образом телесности. И все это из-за пресловутого перфекционизма, того, что сама потерянная цивилизация поименовала «гламуром». Здесь реальность полностью сменяется своим искусственным дубликатом. Тем двойником, который богаче, интенсивнее, насыщенней и в своей пестроте как бы подтверждает собственное нормальное существование.

В отношении Блейзера мы затронули только тему сексуальности, но процесс означивания реальности идет по всем областям. Такое впечатление, что кратковременное наслаждение полового акта с его социальными трудностями достижения, связывающее обладателя специфическими обстоятельствами и последствиями, вероятно, стоит чрезмерно много времени и сил брезгливому человечеству, достается ему, ну, очень дорогими средствами. И зачем мучить свою плоть бессмысленными трудами, если можно забесплатно, по мановению руки, получить искусственный аналог, красивейший знаковый суррогат эволюционной действительности.

Человечество обменяло собственную трудоемкую репродуктивность на постоянное легковесное возбуждение, взращивание в себе совершенной «сексуальности», скрытое и тотальное подогревание в себя плотской похоти. Но заигрывание с либидинальной энергией ни в коем случае ни завершается финалом, ни переходит к само собой разумеющемуся окончанию. Вечное возбуждение, перманентное стимулирование, хождение «возле да около»: как вы считаете, и разве это не может всеобщим символом, становящихся все более одинокими и коммуницирующими одновременно, главными персонажами знакомого нам мира. Запасайтесь идеями и предметами «сексуальности», ведь Вас ждет беспечная и нескончаемая вечеринка с «перчиком»!