Карл МАРКС и трагедия марксизма

txt by Антон КОРАБЛЕВ // jpg by 04_ // published 08/10/2012

Карл Маркс // chewbakka.com

Карл Маркс жил в эпоху, когда знаменитости не рекламировали кредитные карты или водку, а цветные телевизоры и кнопочные телефоны существовали только на страницах научно-фантастических романов. Почему же он так актуален сейчас? И что Маркс может сказать нам о современности? Да ровным счетом ничего. В наши дни Карл Маркс не более чем декорация для бесноватой болтовни мягкотелых деток. Сытым и довольным жизнью буржуазным интеллектуалам гораздо ближе его антикапиталистические идеи, чем сегодняшнему рабочему классу. Идеи Маркса взлелеяны в университетской среде и достигли своего расцвета в годы роскоши и достатка, вдалеке от забот и тягот жизни промышленного пролетариата. Маркс писал о деньгах, которых у него не было, и о пролетариате, которого в глаза не видел. Он протестовал против фетишизированного потребления, т.к. сам был лишен возможности потреблять. Так что же заставило миллионы необразованных голодранцев, не умевших читать, «Капиталом» украсить свою скудную коллекцию книг?

В результате буржуазных революций одна форма эксплуатации сменилась другой: место крестьян, зависимых от контролирующих земли аристократов, постепенно заняли массы рабочих, над которыми возвышались капиталисты, контролирующие фабрики и машины. Иными словами, в ситуации раннего капитализма деньги стали более важной основой для привилегий, чем владение землями или знатное происхождение. Капитализм разделил общество на два антагонистических класса. Большинству людей приходилось работать на фабриках в невыносимых условиях только ради того, чтобы выжить, в то время как «держатели активов» жили за счет их труда, получая невероятные прибыли с инвестируемых капиталов. А между ними была пропасть. Тем не менее, в отличие от крестьян, вынужденных жить на земле феодала, рабочий класс формально был волен делать все что угодно. Рабочие больше не были привязаны к земле; они могли свободно переезжать куда хочется, жить там, где хочется, и заниматься любой работой, которая есть в наличии. Таким образом, казалось, будто классовое доминирование имеет добровольный характер. Если рабочие получали телесные повреждения на фабрике или в шахте, их владелец мог избежать ответственности, сказав: «Никто не принуждал их заниматься этой работой. Они знали о риске, когда нанимались». Подобные ситуации случаются сплошь и рядом и в наши дни. Однако, если условия так ужасны, то почему рабочие мирятся с ними? Маркс утверждал: рабочий класс не желает участвовать в революционной борьбе потому, что совершенно увяз в трясине ложных представлений и иллюзий, рассматривая собственный труд лишь как средство для достижения других целей. Капитализм породил нацию людей, интересующихся собственной работой лишь в пределах «от звонка до звонка». Культура, товарный фетишизм и отчуждение труда составили основу идеологии капитализма, которая преподносилась в виде красивой упаковки традиционной христианской религиозной доктрины, обещавшей рабочим рай в загробной жизни при условии, если они будут хорошо себя вести здесь и сейчас. Таким образом, религия служила «опиумом», благодаря которому страдания рабочих представлялись не столь невыносимыми.

Марксова критика капитализма заключалась в том, что капиталисты эксплуатируют трудящиеся классы, порождая бедность и страдания, систематически присваивая профит от чужого труда. И не важно, платит ли эксплуататор больше или меньше других работодателей, он все равно остается эксплуататором. В сущности, Марксу не нравилось в капитализме лишь то, что люди, выполнявшие всю работу, были удручающе бедны, в то время как другие бездельничали, не внося никакого вклада в общую копилку. Он преследовал вполне четкие политические цели — упразднить частную собственность и ввести совместное владение средствами производства. Но прежде чем организовывать рабочих, считал Маркс, их классовое сознание нужно радикализировать, освободить от тисков буржуазной культуры и идеологии, помочь понять, в чем на самом деле заключаются их интересы. И только после этого начать распиливать прутья той клетки, которую общество выстроило вокруг них. Однако рабочий класс — он и в Африке рабочий класс, только черный. Сплошное разочарование и трагедия марксизма. Вместо того чтобы выступать за свержение капитализма, рабочие стремились к немедленной выгоде, в частности к повышению зарплат. Не затрагивая ни одну из фундаментальных проблем, они всего лишь по-новому оформили клетку, в которой томились. Тем не менее, марксисты аутично верили: когда рабочие лучше осознают свое положение, они неизбежно поднимутся на борьбу. Ага, угу. В начале XX века правящие верхи не на шутку опасались, что если рабочим дать право голоса и позволить им голосовать, то первое, за что они проголосуют, — это за ликвидацию класса собственников. Однако этого не произошло. Вместо того чтобы перебить всех богачей и захватить власть, нищие голосовали за реформы, а не за революцию.

Рабочий класс России или Тайвани, чьи интересы так старательно отстаивал и теоретически обосновывал Маркс, не нуждается в марксовых нравоучениях и плевать на них хотел. Революционные идеи Маркса не нужны пролетариям, да и сами пролетарии никому не нужны. В патриархальной и постиндустриальной экономике, где нефть и услуги – главный источник дохода, пролетариат, как пятое колесо для автомобиля. Больше не нужна квалифицированная рабочая сила, не нужен средний класс, не нужна система воспроизводства этой рабочей силы, не нужна их старательная ответственность. Не нужно ничего. В экономике, где люди не участвуют в процессе производства, – люди не нужны. Маркс с удивительной прозорливостью предсказал закат, который стал очевиден лишь сегодня.

Капитал — это мертвый труд, который, как вампир, оживает лишь тогда, когда всасывает живой труд и живет тем полнее, чем больше живого труда он поглощает.

Мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием. Но надо заставить народ ужаснуться себя самого, чтобы вдохнуть в него отвагу. Стыд — это уже своего рода революция. Если бы целая нация действительно испытала чувство стыда, она была бы подобно льву, который весь сжимается, готовясь к прыжку.

Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых.

Религия — это воздух угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она — дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа. Чем больше человек вкладывает в бога, тем меньше остается в нем самом. Легко быть святым, когда не хочешь быть человечным.

Религия сама по себе лишена содержания, её истоки находятся не на небе, а на земле, и с уничтожением той извращенной реальности, теоретическим выражением которой она является, она гибнет сама собой.

Человека унижает не атеизм, а суеверие и идолопоклонство. Упразднение религии, как иллюзорного счастья народа, есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своем положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях. Критика религии освобождает человека от иллюзий, чтобы он мыслил, действовал, строил свою действительность как освободившийся от иллюзий, как ставший разумным человек.

Чего хочет обыватель, — жить и размножаться. Этого хочет и животное? Чувство своего человеческого достоинства, свободу, нужно еще только пробудить в сердцах этих людей. Только это чувство, которое вместе с греками покинуло мир, а при христианстве растворилось в обманчивом мареве царства небесного, может снова сделать общество союзом людей, объединенных во имя своих высших целей.

Ни один человек не борется против свободы, — борется человек, самое большее, против свободы других. Свободное развитие каждого является условием свободного развития всех.

Самые трусливые, неспособные к сопротивлению люди становятся неумолимыми там, где они могут проявить абсолютный родительский авторитет.

Воспитатель сам должен быть воспитан. Никуда не годится “народное воспитание через посредство государства”. Наоборот, государство нуждается в очень суровом воспитании со стороны народа.

Грубый, невоспитанный человек готов считать того или иного прохожего самой скверной и самой низкой тварью на земле только потому, что тот наступил ему на мозоль. Свои мозоли он делает мерилом оценки человеческих действий.

История повторяется дважды — сначала в виде трагедии, потом в виде фарса.

История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов.

Всякая экономия, в конечном счете, сводится к экономии времени. Время — это простор для развития способностей.

На плоской равнине всякая кочка кажется холмом.

То, что можно сказать об отношении человека к своему труду, то же можно сказать и об отношении человека к человеку. По мере того как человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей, либо же рабом своей собственной подлости.

Нет ничего более унизительного, чем быть рабом раба. Быть рабом или быть гражданином — это общественные определения, отношения человека А к человеку В. Человек А как таковой — не раб. Он — раб в обществе и посредством общества.

Этикетка системы взглядов отличается от этикетки других товаров, между прочим, тем, что она обманывает не только покупателя, но часто и продавца.

Сердце человека — удивительная вещь, особенно, если человек носит сердце в своем кошельке. В прямом соответствии с ростом стоимости мира вещей растет обесценение человеческого мира.

Богатство, если рассматривать его вещественно, заключается только в многообразии потребностей. Роскошь представляет собой противоположность по отношению к природной необходимости. Наслаждающийся богатством в одно и то же время и раб, и господин своего богатства, в одно и то же время великодушен и низок, капризен, надменен, предан диким фантазиям, тонок, образован, умен. Он еще не ощутил богатство как некую совершенно чуждую силу, стоящую над ним самим.

Обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства. Для изголодавшегося человека не существует человеческой формы пищи, а существует только ее абстрактное бытие, как пищи: она могла бы с таким же успехом иметь самую грубую форму, и невозможно сказать, чем отличается это поглощение пищи от поглощения ее животным. Удрученный заботами, нуждающийся человек нечувствителен даже по отношению к самому прекрасному зрелищу.

Идеи ничего не могут осуществить. Для осуществления идей требуются люди, которые должны употребить практическую силу.

Жестокость характерна для законов, продиктованных трусостью, ибо трусость может быть энергична, только будучи жестокой.

В политике ради известной цели можно заключить союз даже с самим чертом — нужно только быть уверенным, что ты проведешь черта, а не черт тебя.

Писатель, конечно, должен зарабатывать, чтобы иметь возможность существовать и писать, но он ни в коем случае не должен существовать и писать для того, чтобы зарабатывать. Писатель отнюдь не смотрит на свою работу как на средство. Она — самоцель; она в такой мере не является средством ни для него, ни для других, что писатель приносит в жертву ее существованию, когда это нужно, свое личное существование.

Пока человек в стихах высказывает лишь свои личные ощущения, его еще нельзя назвать поэтом, но как только он сумеет почувствовать и высказать боль целого мира, то тогда он действительно поэт. И тогда он неисчерпаем и может быть вечно новым.

Совесть зависит от знаний и от всего образа жизни человека. У республиканца иная совесть, чем у монархиста, у имущего — иная, чем у неимущего, у мыслящего — иная, чем у того, кто неспособен мыслить.

Не только пять внешних чувств, но и так называемые духовные чувства, практические чувства (воля, любовь и т.д.), – одним словом, человеческое чувство, человечность чувств, – возникают лишь благодаря наличию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной природе.

Чем меньше ты ешь, пьешь, чем меньше покупаешь книг, чем реже ходишь в театр, на балы, в кафе, чем меньше ты думаешь, любишь, теоретизируешь, поешь, рисуешь, фехтуешь и т. д., тем больше ты сберегаешь, тем больше становится твое сокровище, не подтачиваемое ни молью, ни червем – твой капитал. Чем ничтожнее твое бытие, чем меньше ты проявляешь свою жизнь, тем больше твое имущество, тем больше твоя отчужденная жизнь, тем больше ты накапливаешь своей отчужденной сущности. Все то, чего не можешь ты, могут твои деньги: они могут есть, пить, ходить на балы, в театр, могут путешествовать, умеют приобрести себе искусство, ученость, исторические редкости, политическую власть – все это они могут себе присвоить; все это они могут купить; они – настоящая сила… Все страсти и всякая деятельность должны потонуть в жажде наживы. Рабочий вправе иметь лишь столько, сколько нужно для того, чтобы хотеть жить, и он вправе хотеть жить лишь для того, чтобы иметь (этот минимум).

Какое-нибудь существо является в своих глазах самостоятельным лишь тогда, когда оно стоит на своих собственных ногах, а на своих собственных ногах оно стоит лишь тогда, когда оно обязано своим существованием самому себе. Человек, живущий милостью другого, считает себя зависимым существом.

Колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства, а не суровая слава эпохи норманнов. А современная Россия есть не что иное, как преображённая Московия. Она была воспитана в ужасной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином.

Я знаю только одно, что я не марксист.