pre-txt by Антон КОРАБЛЕВ // jpg by Charles BURNS // published 22/09/2011
«Никакой Бог никогда не связывал человека. Божественный деспотизм является выдумкой чистой воды».
«Новая эпоха принадлежит экзистенциально иному человеческому типу, который не способен соблюдать древние заповеди; в частности потому, что благодаря другой исторической среде, или, если угодно, иному расположению планет, даже соблюдение этих заповедей не может принести прежних плодов».
«Человек особого типа не может чувствовать себя частью современного общества, поскольку оно лишено какой бы то ни было формы, поскольку оно не просто опустилось до уровня чисто материальных экономических и физических ценностей, но даже не желает замечать существование иных уровней».
«Отрицать Начало или сомневаться в Нем, означало бы отрицать или сомневаться в себе самом».
«Степень силы воли измеряется тем, насколько человек может позволить себе обессмыслить вещи, насколько он способен выдержать жизнь в мире, не имеющем смысла».
«Труд облагораживает», — эти слова можно услышать и от изработавшегося до смерти человека, подобным образом оправдывающего безнадёжность своего положения, и от предпринимателя, который участвует в гонке экономической эпохи. Слова же о том, что облагораживает человека Мысль, услышим мы далеко не от каждого. В своей книге «Люди и руины» Эвола развенчивает западный миф поклонников труда.
«Труд стал одной из неприкосновенных святынь, о которой современный человек осмеливается говорить лишь в возвышенных выражениях. Одной из наиболее жалких и плебейских черт экономической эры является этот своеобразный мазохизм, заключающийся в прославлении труда как этической ценности и основного долга, причём трудом здесь именуется какая бы то ни была форма деятельности. Пожалуй, для будущего, более нормального человечества это покажется самым причудливым извращением, вновь подменяющим цель средством. Труд перестаёт быть тем, что необходимо лишь ради удовлетворения материальных жизненных потребностей, тем, чему должно быть отведено ровно столько места, сколько занимают подобные ему потребности, в зависимости от данного индивида и его положения. Его абсолютизируют как некую ценность в себе, одновременно связывая с мифом лихорадочной производственной активности. Это равнозначно самому настоящему переворачиванию. Словом «труд» всегда обозначали наиболее низменные формы человеческой деятельности, в наибольшей степени обусловленные исключительно экономическим фактором. Всё, что не сводится к подобным формам, называть трудом – незаконно; здесь уместнее использовать слово деяние: не трудится, но совершает деяние правитель, исследователь, аскет, настоящий учёный, воин, художник, дипломат, богослов… Словно испытывая садистское наслаждение от того, чтобы всё извратить и запачкать, сегодня даже деянию – тому, что осталось ещё достойно этого имени – желают придать характер «труда», то есть экономический и пролетарский характер… «Этичность» и «высокое достоинство», отстаиваемые за трудом, являются лишь нелепой выдумкой, при помощи которой человека пытаются заставить забыть всякий высший интерес и добровольно присоединиться к тупому и бессмысленному варварскому обществу: варварскому в том смысле, что оно не ведает ничего иного, кроме труда и производственных иерархий».
«Никакой внешний экономический рост и социальное процветание не стоят труда, так как их обольстительность мгновенно рассеивается, как только становится понятно, что платить за это приходится существенным ограничением свободы и сужением простора, необходимого для того, чтобы каждый смог реализовать свои возможности, выходящие за рамки сферы, обусловленной материей и потребностями обыденной жизни».
«Совершенствование человека — вот цель каждого здорового общественного строя, который обязан всячески способствовать этому».
«Уровень развития одного человеческого общества по сравнению с другим оценивается не относительным благополучием в материальном и социальном плане, удовлетворенностью материалистических потребностей и его полезностью. Он измеряется тем, насколько ярко выраженными, преобладающими и определяющими являются в нем интересы и критерии ценности, которые возвышают человека над сферой посредственной «полезности», единственно признаваемой позитивистской социологией».
«Идея, утверждающая, что государство берет свое начало в народе и в нем же имеет основу своей законности и смысла является типичным идеологическим извращением, свойственным современному миру, свидетельством регресса».
«Создание нового государства и новой культуры неизбежно останется призрачной мечтой, если предварительно не будет решен вопрос о новом человеке».
«Мы делаем ставку на нового человека, который постепенно должен занять главенствующие позиции, не взирая на вчерашние заслуги, чины и социальное положение».
«Настоящее государство должно быть направлено как против капитализма, так и против коммунизма».
«Коммунизм презирает интеллектуала как такового, видя в нем тип, по сути принадлежащий к миру ненавистной буржуазии».
«Стандартизация, конформизм, демократическая уравниловка, мания производства, насильственный brains trust, материализм и наконец американизм лишь расчищают путь конечной фазе — коммунистическому идеалу человека-массы».
«Либерализм, демократия, социализм, радикализм и наконец коммунизм и большевизм — лишь разные стадии одной и той же болезни, каждая из которых неизбежно ведет к следующей в общем процессе разложения».
«Сколь бы ни казалось парадоксальным, демократическая «свобода мнений» обязана признать законность исповедания и защиты антидемократических идей, ибо в противном случае она сама становится насильственным, тираническим режимом, пусть и с обратным знаком. (Впрочем, многие отмечали, что ни один режим не является столь нетерпимым и фанатичным, как тот, который провозглашает «свободу»)».
«Наша истинная родина в Идее. Объединяет не земля или язык, но общая идея. Это основа, точка отсчета».
«Идея расы противостоит индивидуализму. Она является продолжением фашизма, потому что, подобно фашизму, отказывается рассматривать отдельную личность саму по себе как атом, на котором ничего достойного не построишь. Каждый человек – член сообщества, как в пространстве, так и во времени, неотделимый от рода, крови и традиции, от непрерывной связи прошлого с будущим».
«Евреев в Италии преследовали не столько исходя из расовых, биологических соображений, сколько «по делам их»: не из-за физических черт евреев, абсолютно противоположных чертам средиземноморской расы, но из-за их «стиля», их поведения; разрушительных действий в общественной и культурной сфере, совершаемых евреями, за редкими исключениями, бессознательно».
«Что происходит, когда к власти приходят негры, можно было наблюдать в той же Америке во времена господства саквояжников, когда под давлением североамериканских демагогов в 1868 г. негры пришли к власти в южных штатах, потерпевших поражение в гражданской войне: это был настолько коррумпированный режим, отличающийся такой бесхозяйственностью и некомпетентностью, что во избежание полной разрухи пришлось быстро дать обратный ход».
«Белые люди, окончательно утратив здравый смысл, своими руками сделали из негров табу. Провозгласив принцип самоопределения народов и использовав цветные войска в бессмысленных братоубийственных войнах, белая раса создала оружие, которое сегодня обернулось против нее самой».
«Единственное ограничение направлено на то, чтобы воспрепятствовать негритянскому большинству, воспользовавшись демократическим количественным «правом» занять место белых, встав во главе государства, созданного исключительно руками белых, которым оно всецело обязано своим процветанием и уровнем цивилизации».
«Первым шагом к созданию единой Европы должен стать совместный выход всех европейских стран из ООН, этой смешанной, ублюдочной и лицемерной организации».
«Равенство возможно только между равными, то есть теми, кто объективно стоит на одном уровне, в равной степени является «личностью». Их свобода, их право — но также и их ответственность — не могут быть равными свободе, праву и ответственности тех, кто стоит на другой ступени, более высокой или более низкой».
«Равенство голосов отрицает и умаляет достоинство личности, поскольку голос великого мыслителя, выдающегося юриста или социолога, крупного полководца уравнивается с голосом безграмотного ученика мясника, полуидиота или первого встречного, легко поддающегося влиянию толпы или голосующего за того, кто ему платит. Какой может быть «прогресс» в обществе, где подобное положение дел считается вполне естественным? В лучшие времена эта нелепая система вызвала бы лишь насмешки или изумление».
«Равенство исключает свободу; равенство не оставляет места для чистой свободы, при нем может существовать лишь множество отдельных свобод, прирученных, механизированных и взаимно ограничивающих друг друга».
«Говоря о свободе, крайне важно провести различие между свободой от и свободой для».
«Всякая идеология равенства служит точным показателем уровня вырождения общества или «позывными» сил, стремящихся привести мир к вырождению».
«Признание неравенства означает преодоление количества и утверждение качества».
«С более возвышенной точки зрения, отбросив всякую гуманистическую и демократическую риторику, можно сказать: то, что идеология равенства тщится представить как «справедливость», является самой настоящей несправедливостью».
