социальная логика потребления

txt by makekaresus // published 01/12/2010

Потребление определяет именно ту стадию, где товар немедленно произведен как знак, как знаковая стоимость и где знаки производятся как товары.

chewbakka.com

Вторая главная работа Бодрийяра, «Общество потребления», предлагает расширенную трактовку потребления. Конечно же, это наиболее узнаваемая социологическая работа Бодрийяра. Вначале следует подчеркнуть, что французы термин «consommation» не переводит как «потребительство», но как «потребление». Там консюмеризм (потребительство) – идея или идеология общества потребления, а потребление – процесс поглощения. Здесь подразумевается первичное использование, регулярное употребление и истощение. Для Бодрийяра потребление фундаментально является актом поглощения, охватывающим сознательный и бессознательный уровни, это «идея самого себя как потребление самого себя», или, как он называет это, «потребление потребления».
chewbakka.com

Исследование начинается характерно, с сокрушения части мифов потребительского общества. Согласно Бодрийяру, потребительское общество не влечет за собой подлинного прогресса, оно не пытается уничтожить бедность или произвести большее равенство между классами, полами и этническими группами; оно не способствует продвижению к богатству или изобилию. Вместо этого его цель состоит в поддержании системы социальных привилегий, непристойного различия и дискриминации; «зловещая» игра сформированных или персонализированных типов идентичности, конкурирующих за статус посредством вещей.

Во-первых, выделяются два специфических мифа: миф, что развитие повышает богатство и миф о том, что богатство приводит к демократии. «Рост» экономики, как аргументирует Бодрийяр, фактически производит структурную бедность – перманентный низший класс или исключенное меньшинство. Вопреки заявлениям экономистов и политических деятелей этот класс не является просто остаточным, потому что он никогда не исчезнет в силу продолжительного роста (насколько бы правдоподобно это ни выглядело сегодня). Бодрийяр уже далеко отошел от марксистского положения: «Ни сейчас, да и никогда не существовало «общества изобилия»… безотносительно к объему благ, произведенных или доступных, богатство привело к структурному избытку и к структурной нищете. На социологическом уровне нет равновесия. Каждое общество производит дифференциацию, социальную дискриминацию, а структурная организация основана на использовании и распределении богатства. Тот факт, что общество вступает в фазу роста, как произошло с нашим индустриальным обществом, нисколько ни меняет данный процесс».

Неравенство движет систему, обеспечивая основательную динамику для игр вызывающего различия. Бодрийяр не борется с тем, что капиталистическая система является «умышленно кровожадной», просто она стремится поддержать привилегию, доминирование и, через них, контроль. Простота в том, что новый автомобиль для отдельного потребителя – более эффективное средство общественного контроля, чем новая общественная больница, в то время как видимый низший класс маргиналов и отвергнутых служит вящим напоминанием о том, что случается, если Вы отказываетесь играть по правилам.

Важно подчеркнуть, что на данной стадии мысль Бодрийяра отличается сильным акцентированием на «детерминации общественной структуры»: социальный уровень причинности, вполне реальной, хотя и в значительной степени скрытой или не осознанной. Анализ Бодрийяра пытается проникнуть «под» или «за» «метафизическими» понятиями роста и богатства, первичного использования и регулярного потребления, чтобы представить действия системы через «подлинный анализ социальной логики потребления». Этот анализ демонстрирует фундаментальное неравенство и спорность – социальную войну статусов. Уровень идеологии с ее понятиями равенства, справедливости и технологического прогресса, вторично и выдвигает знаки свободы, тем самым маскируя «реальное» господство неравенства (хотя различие между реальным и обманчивым зафиксировано в следующем исследовании Бодрийяра — «К критике политической экономии знака»).

В очаровательном разделе «Общества…», названным «Расточительство», Бодрийяр начинает совершенствовать новое положение, которое будет детально разрабатываться и повторно артикулироваться на протяжении многих лет его карьеры – сравнение между культурами, где доминирует принцип символического обмена, либо тех, кто во власти знаков и симуляции. В «Системе Вещей» понятие символического измерения играло основную роль, но оно ориентировалось исключительно на вещи, жесты и житейские отношения, характерные для доиндустриальных Западных обществ: следы и остатки которых быстро исчезли. Символический обмен, по контрасту, является жизненным, динамическим принципом.

Методология Бодрийяра основана на развитии понятия символического обмена, преимущественно как парадигматически социологического. Он выступает против взгляда «здравого смысла», что трата является безнравственной и общественно дисфункциональной через обращение к социологическому смыслу, который выявит истинные функции траты: «Все общества тратили впустую, проматывали, расходовали и поглощали вне какой-то строгой необходимости, из простого резона, то есть в потреблении излишка, избытка, чтобы человек – и общество – чувствовали не просто, что они существуют, но то, что они – живые».

Бодрийяр, привлекая Мосса, развивает компаративистику между ограничительной системой взглядов, предлагаемых экономистами и более общей «тотальной социальной логикой». От более позднего вида траты существует позитивная функция. Это — участок производства социальных ценностей, ценности престижа, разряда и статуса – символические ценности в мысли Бодрийяра. Богатство получает свое выражение через расточительство: быть способным тратить суммы, эквивалентные годовому окладу учителя, на новый автомобиль, — сигнализирует о достатке; трата тех же денег на шубу еще более симптоматично. Здесь экономические ценности фунтов, долларов и евро потреблены: преобразованы в символические ценности статуса и власти. Решающее различие между потребительским обществом и более ранними формами социальной организации в том, что некогда коллективные, праздничные, церемониальные формы расточительства теперь индивидуализирован, персонализированы и регламентированы масс-медиа. Это различие намного сложнее, чем это вначале проявляется: «Мы должны отличить индивидуальную или коллективную трату как символический акт расходования, как праздничную, ритуальную и экзальтированную форму социализации, от его мрачной, бюрократической карикатуры в наших обществах, где расточительное потребление стало ежедневным обязательством.

Это различие крайне символично для проекта Бодрийяра. В потребительском обществе трата денег больше не изглаживает или аннулирует индивидуальный субъект в судорожном моменте, опыте святости или ритуальном празднестве; вместо этого запечатлен субъект как индивидуальная единица внутри потребительской системы.

Третий главный текст Бодрийяра, «К критике политической экономии знака», разъясняет и развивает различие между символическими и семиотическими порядками, предлагающие систематический учет отличных форм социальной стоимости. Бодрийяр даже представляет это как «общую» таблицу «всех стоимостей».

«Идеологический генезис потребностей» постулирует существование четырех различных логик стоимости: «функциональное логика потребительской стоимости» основана на полезности; «экономическая логика меновой стоимости» основана на эквивалентности; «дифференциальная логика стоимости-знака» основана на закодированных различиях; наконец «логика символического обмена», характеризованная амбивалентностью, а ни законом, ни стоимостью, но строго говоря «антистоимостью» или «антиэкономикой». Таблица – не статичная типология, но одна из переходов, реконверсий и «транзита» стоимостей. Потребление, обмен и знак-стоимость работают вместе, чтобы запретить или отвергнуть символический обмен. Бесспорно, здесь существует теория властных отношений, хотя большинство комментариев не в состоянии распознать что: «экономическая эксплуатация, основанная на монополии капитала и «культурное» доминирование, основанное на монополии кода, беспрерывно подкрепляют друг друга». Различие между знаком-обменом-стоимостью и символическим обменом часто упускаются, питая ошибочное мнение, что у Бодрийяра нет никакой теории власти. Стоит разъяснить, знаковый обмен вовлекает практики расточительства или заметного потребления в целях достижения и удержания своего статуса социальных отличий (стоимость). Однако, символический обмен состоит в расходовании или уничтожении стоимостей. Нет никакой отдельной или автономной «стоимости», которая имела бы возможность приспособиться к процессу символического обмена, либо присвоить себе его: действительно, процесс не должен подойти к концу. Символические обмены являются обязательными и циклическими, двойственными или коллективными, не индивидуальным выбором или выражения статуса или достатка через владение ограниченными или автономными вещами или ценностями. В словах Бодрийяра заключено следующее: «в символическом обмене… вещь не есть вещь: она неотделима от конкретного отношения, в котором она подвержена обмену; переносимый договор, скрепленный между двумя персонами: таким образом, зависимый по существу. Он не имеет, собственно говоря, никакой потребительской стоимости, ни (экономической) меновой стоимости».

Но отношения между знаками/стоимостями и символическим обменом не двойственны или контрастны, но весьма непостоянны и изменчивы. Все формы стоимости должны быть отвергнуты, чтобы достичь символического обмена, и наоборот, все формы стоимости (потребление, обмен, знак или репрезентация) работают в унисон «ломая и редуцируя символический обмен», чтобы далее «однажды символический обмен сломается, тот же самый материал абстрагируется в полезную стоимость, коммерческую стоимость, предписанную стоимость».

Марксизм делает возможным критическое теоретизирование отношений между потребительской стоимостью и экономической меновой стоимостью, своего рода, выставляя неравные социальные отношения собственности. Однако, для Бодрийяра, Марксизм не в состоянии критически теоретизировать знак и представление, область языка и культуры. Экономическая или товарная сфера утрачивает силу детерминации социальных отношений, но она не просто передана знакам; вместо этого происходит слияние двух уровней, производя политическую экономию знака. В этой комплексной, интегрированной системе или коде, только символическая амбивалентность имеет силу сменить или приостановить систему; она «приводит политическую экономию знака к бездействию». Бодрийяр делает попытку создания критической социальной теории политической экономии и представления, утверждая, что «меновая стоимость относится к потребительской стоимости подобно Означающего к Означаемому», и, более того, «меновая стоимость суть Означающее, а потребительская стоимость суть Означаемое». Здесь привлекает переопределение идеологического концепта. Идеологическая природа знаков, представления, должна быть обнаружена на уровне формы без содержания, не на уровне значений Означаемого, но в механике самого знака. Идеология, для Бодрийяра, «является процессом редуцирования и абстрагирования символического материала в форму… как стоимость (автономная), как содержание (трансцендентное), и как представление сознания (Означаемого)». Идеология, тогда, располагается не только в содержании отдельных знаков, но, что более существенно, в форме или процессе абстракции и эквивалентности.

Игра Означающих производит иллюзию устойчивого Означаемого; игра знаков – иллюзию отсылок; игра товаров – фикцию потребительской стоимости. Для Бодрийяра Означаемое (значение) и референт («реальная» вещь где-то там, в мире), — эти обе фикции, в конечном счете, неразличимы, потому что их содержание «назначено на них Означающим». Точно так же «реальная» или «естественная» потребительская стоимость есть фикция, назначенная системой товарно-меновой стоимости. Потребности и нужды, субъекты или люди, обладающие ими и представления, производят как бы условия возможности для разбивания мира на знаковые единицы, разъединения символических отношений на абстрактные «вещи»: «Реальный» стол не существует. Если он может быть зарегистрирован в своей идентичности (если он существует), так только потому, что он уже был обозначен, абстрагирован и рационализирован, тем разделением (decoupage), которое установило его в соотношении с собой… там не фундаментальное различие между референтом и означаемым».

Для Бодрийяра, тогда, «процесс сигнификации, по натуре, суть Ничто, вроде как гигантская имитационная модель значения», более того, «реальность есть только симулякр символического, его форма была редуцирована и перехвачена знаком». «Действительность» является «фантазмом», посредством которого знак был сбережен от символической деконструкции, его преследующей». Символический обмен неотступно преследует знак, угрожая демонтировать все формальные оппозиции, от которых он зависит: Означающее и Означаемое; знак и референт; и бинарные оппозиции из них вытекающие – природа/культура, мужской/женский, хороший/злой, черный/белый, взрослый/ребенок. Все же символическое не может быть определено, так как оно будет «отдавать» чем-то семиотическим и репрезентативным. Символическое «нельзя назвать аллюзией, нарушением»: «Мы ничего не можем сказать о том, что действительно является референтом знака (вне знака), что существует кроме знака, помимо двойственности, невозможно различить соответствующие разделенные термины».

chewbakka.com

Друзья! У нашего брата во Христе готова книга о Бодрийяре, поэтому мы ищем спонсоров, меценатов (или как их там еще назвать) для публикации этой монографии. Если у вас есть подвязки с издательствами, кум-брат-сват работает в этой отрасли, so welcome! Контактное лицо: Антон КОРАБЛЕВ [fwwmanthony@gmail.com]