Маркиз де Сад: оргия философии

pre-txt by Андрей КОРОЛЬ // jpg by Roger BALLEN // published 26/08/2011

Маркиз де Сад — предтеча постмодернистской философии, учения Ницше и психоанализа Фрейда. Его влияние на искусство XX века трудно переоценить: сюрреалисты и дадаисты считали де Сада своей иконой. Из-за своих убеждений де Сад более четверти века провел в тюрьме, а остаток жизни провел в лечебнице для умалишенных. Он адресовал свои романы и усатым одиноким женщинам, и мускулистым волосатым сутенерам. Его читают проститутки и священники. Книги маркиза не стыдно подарить тестю на юбилей. Над идеями де Сада не властно время, пока мы любим философию и блуд, они будут актуальны всегда!

Маркиз де Сад: оргия философии // chewbakka.com

«Слабость, на которую Природа обрекла женщину, бесспорно доказывает, что она создана для мужчины, который с ней как никогда наслаждается своей силой, используя ее с такой жестокостью, с какой ему заблагорассудится, вплоть до пыток, если он того захочет, или чего похуже.»

«Мужчины слабы, друзья мои, набожные мужчины слабы в особенности, тем более, если предложить им мальчиков. Существует большое сходство между верующими и содомитами, хотя оно редко бросается в глаза, а чаще всего не осознается ни теми, ни другими.»

«Кровосмешение должно быть узаконено всяким правительством, в основе которого лежат идеи братства. Как разумный человек может дойти до такого абсурда, чтобы поверить, что наслаждение матерью, сестрой или дочерью есть преступление? Не правда ли, спрашиваю я вас, омерзительно мнение, почитающее за преступление естественное влечение человека к близкому существу? С таким же успехом можно сказать, что нам запрещено слишком сильно любить людей, которых Природа предписала любить больше всех, и что, мол, чем более сильным желанием она нас наделяет к некоему объекту, тем больше она приказывает нам его избегать. Все это — абсурдные парадоксы, и только люди, одичавшие от предрассудков, могут верить в них и одобрять.»

«Жестокость — это просто человеческая энергия, которую цивилизация еще не успела до конца извратить. Следовательно, это не порок, а добродетель.»

«Добро – самая бесполезная вещь в мире, от зла удерживает нас не человеческая мораль, потому что самые великие радости чаще всего приносят безоглядное зло, и не религия, ибо ничто так не чуждо счастью людей, как этот шутовской спектакль с Богом в главной роли, но единственно законы страны, нарушение которых, как бы сладостно это ни было, всегда навлекает на неопытного человека серьезные неприятности.»

«Уничтожение приносит природе пользу, ибо стимулирует созидательную ее деятельность, предоставляет ей материал, возникающий вследствие разрушения и служащий для последующего строительства. Стало быть, мы имеем дело не с прекращением существования живого существа, а с изменением материи – закон, с которым согласны все современные философы. Смерть – это изменение формы, переход одного существа в другое… Жизнь отмечена неуничтожимостью, и нельзя считать преступлением мнимое уничтожение того или иного создания.»

«Нет лучшего лекарства от мелких пороков, чем большие злодеяния; чем чаще мошенничаешь с добродетелью, тем скорее привыкаешь попирать её, и, в конечном счете, твои чувства будут откликаться только на самое необычное и грандиозное.»

«В разврате нет ничего ужасного, поскольку на все, что делает развратник, его вдохновила Природа. Самые экстраординарные, самые эксцентричные действия, те, что наиболее противоречат всем человеческим законам и нравам, я уж не говорю о Божьих законах, — даже в них нет ничего ужасного, ибо все они существуют в пределах Природы.»

«Когда страсть угасает, в человеческое сердце и тело проникает старость, когда старость исчезает совсем, на ее место приходит глупость.»

«Скажите мне без предвзятости: разве воровство, суть которого — стремление распределить богатство поровну, следует клеймить позором, особенно в настоящее время, когда наше правительство стремится к установлению равенства? Совершенно определенно, что нет: воровство способствует равенству и, что более важно, делает более трудным сохранение имущества.»

«Не существует ни одного живущего человека, которому не захотелось бы сыграть деспота, если он обладает твердым характером.»

«Совершаемое преступление представляет собой отношения между двумя людьми. Один совершает этот акт, второй служит его жертвой. Итак, мы имеем двоих, один из которых счастлив, другой – несчастен. Следовательно, преступление не есть чума нашего времени. Делая половину населения земли несчастной, оно делает счастливой другую половину.»

«Человек, наделенный необычными вкусами, — это больной, его можно сравнить с истерическими женщинами, так может ли прийти вам в голову осуждать больное существо? Будем же снисходительны и к человеку, чьи прихоти нас удивляют: как больной или как нервная дама, он заслуживает жалости, а не осуждения. В этом состоит оправдание таких людей в моральном плане, разумеется, такое же оправдание можно найти и в плане физическом, и когда анатомия достигнет определенных высот, будет доказано, что существует тесная связь между внутренней организацией человека и его вкусами. Ведь уже в материнской утробе формируются органы, которые должны сделать нас восприимчивыми к той или иной фантазии; первые увиденные предметы, первые услышанные речи только довершают начатое: появляются вкусы и привычки, и ничто на свете не в состоянии их искоренить. Воспитание бессильно, оно ничего не меняет, и тот, кому суждено быть злодеем, становится им в любом случае, какое бы воспитание он ни получил, точно так же неизменно будет стремится к добродетели тот, чьи органы предрасположены к этому, как бы зол и коварен ни был его наставник, потому что и тот и другой живут согласно своей внутренней организации, согласно заповедям, полученным ими от природы, и первый так же не заслуживает наказания, как и второй не достоин вознаграждения.»

«То, что дураки называют человечностью, есть не что иное, как слабость, порожденная страхом и эгоизмом. Эта фальшивая добродетель порабощает только немощных людей, и она неведома тем, чей характер сформирован стоицизмом, храбростью и философией.»

«Когда вам надоедает одно удовольствие, вас тянет к другому, и предела этому нет. Вам делается скучно от банальных вещей, вам хочется чего-нибудь необычного, и, в конечном счете, последним прибежищем сладострастия становится преступление.»

«Лишь наша гордыня надоумила нас возвести убийство в ранг преступления. Решив, что мы — высшие существа во вселенной, мы по-идиотски вообразили, что любой вред, причиняемый нам — это чудовищное преступление. Мы уверовали, что Природа зачахнет, если наш великолепный род человеческий исчезнет с лица земли, тогда как, напротив, полное истребление людей вернет Природе творческую способность, которую она доверила нам, придаст ей энергию, которую мы похищаем у нее, размножаясь.»