pre-txt by Антон КОРАБЛЕВ // published 12/10/2012
Человек, конечно, давно умер, но Жанна Фриске и Попай тащили сеть из темного как нефть озера. Возможно, это и была нефть. Таким же было и небо. Отражая черный лубрикант, оно почти стекало в него. Судно, на котором они рыбачили, больше имело отношение к медицинскому термину, чем к морскому. Жанна была немой, а то, что говорил Попай, мог разобрать только Попай.
Наконец из-под липкой смазки стала обнажаться холодная живая сеть. Жанка и Попай, сделав еще несколько кривых рывков, вывалили сеть на палубу. Она плюхнулась, проскользнула, раскрылась и вывалила из своего влагалища урожай: нетронутый озерной гнилью мусор, требуху, желудки и водоросли.
— Желудки летать не умеют, – нервно сказал Попай, видя как Жанка, раскорячившись на скользкой палубе, пытается догнать разбухший, аморфный кусок, затянутый в слизистую оболочку. Из него вываливался член, чавкая об пол при каждом прыжке. Но далеко убежать он не мог и через пару секунд был настигнут Жанкой. Ее ледяные клешни царапали слизистую желудка. На этот раз улов был таким — полсотни желудков и около 2х километров кишок. Все они были отсортированы в отдельные живые кучки. Папай отдыхал, громко мяукая. Он трахал карлика, представляя себе, что это Древняя Греция.
[ п р я м а я р е ч ь ]
Признание художника — это его смерть. В искусстве все будет очень гнило, пока его не запретят. Все меньше будет оставаться мастеров и все больше дилетантов, паразитирующих на желудочно-половых органах и «пустом зрении». Нужна мировая революция. До тех пор все более пустым будет становиться содержание работ, так как эра, в которой мы живем, подходит к концу и содержания для наполнения все меньше. Я рисую все это потому, что хочу донести глубинный смысл, или хочу что-то показать? Нет. Мне просто это интересно, это мой протест, дневник моей жизни, эксперименты; то, что меня волнует, вот и все. «Сиськи, письки, кровь, расчлененка и чернуха», возможно, но это личные исследования, артхаусный фильм ужасов. Как только я нарисую работу, посмотрев на которую я сам испугаюсь, заработаю глубокий психоз, прокляну себя за то, что сделал, – я перестану рисовать.