Питер БОГДАНОВИЧ: о Ривере Фениксе

Ближе к концу 1992 года, когда я проводил кастинг в Манхеттене для новой картины, раздался междугородный звонок в номере моего отеля; звонил администратор из компании «Парамаунт» по Западному побережью, который сообщил, что Ривер Феникс хотел бы сыграть главную роль в нашем фильме. Я был удивлен. Разве мы предлагали ему это? «Нет«, — сказал сотрудник; агент Ривера позвонила, чтобы сообщить, что актер прочел сценарий и хотел бы сыграть главную мужскую роль — Джеймса, певца в стиле кантри, пытающегося начать свою карьеру в Нэшвилле. Все мы, кто имел отношение к проекту, обсуждали его кандидатуру на эту роль – само его имя уже звучало как имя кантри-звезды, – однако мы были уверены, что он был слишком большим, чтобы стать частью того, что, по существу, было коллективной картиной. Никто из нас даже не подумал приблизиться к нему.

К тому времени, когда я услышал этот первый телефонный звонок, Ривер Феникс играл главные роли в картинах уже около шести лет с тех пор, как ему исполнилось 14 лет. Совсем недавно он получил восторженные отзывы у ведущих критиков за интимный портрет суицидального нарколептика-хастлера в фильме Гаса Ван Сента «Мой личный штат Айдахо» (1991), ставшего хитом арт-хауса. Хотя Ривер, как сообщалось, баловался немного наркотиками, «Мой личный штат Айдахо» был первым опытом, когда злоупотребление ими играло большую роль в характере героя, которого он изображал. В фильме был также и гомосексуализм, что посеяло слухи, будто Ривер поэкспериментировал и с ним, готовясь к своей роли.

Легендарная актриса, преподаватель актерского мастерства, Стелла Адлер обычно говорила: «Чтобы сыграть смерть, дорогуша, ты не должна умирать!«. Хотя Ривер формально не учился на актера, он все схватывал на лету. Талант, которым он обладал безгранично, но без формальной техники, он часто низводил к кредо «жить персонажем» – жить им, пока не закончится работа.

За всю профессиональную жизнь у Ривера Феникса был только один агент, Айрис Бартон, которая обожала его и обращалась с ним как с сыном. Оказывается, именно она послала ему наш сценарий, потому что она знала, как Ривер любил петь и писать песни. Через несколько дней Ривер позвонил ей. «Этот сценарий на самом деле вообще-то не готов!«, — сказал он ей. Она повторяла, поскольку я был режиссером, то, она знала, пересмотреть его будет нелегко. А Ривер говорил ей, что он понятия не имеет, кто я такой.

Она спросила у него, видел ли он фильм «Последний киносеанс«1 (1971), Ривер ответил нет (конечно, когда этот фильм вышел на экраны, Риверу было где-то 15 месяцев от роду). Она посоветовала ему спуститься в видеосалон, взять напрокат фильм и после перезвонить ей. Он так и сделал, а потом с энтузиазмом сказал да, ему хотелось поработать с «парнем, который был режиссером той картины«.

Вскоре после этого он сам позвонил мне и начал рассыпать щедрые похвалы «Последнему киносеансу«, особенно по поводу игры актерского состава в целом. Когда я подвел наш разговор к сценарию нового фильма, мы согласились, что и над диалогами, и над их построением необходимо было серьезно поработать. Поскольку Ривер был того же возраста, что и основные герои, мне хотелось, чтобы он вникал во все. Мало того, сказал я, это не только приветствуется мною, а я ожидаю этого. Мои слова взволновали его.

Я сказал ему, несмотря на то, что он блестяще играет любую роль, я ни разу не видел его, и он никогда не играл героя на самом краю опасности, каким и должен быть этот парень Джеймс. Да, Ривер согласился, он никогда не делал ничего подобного. Но как он собирался передать эту опасность? Я спросил его. Некоторое время была тишина, потом Ривер сказал: «Молчание«.

Необычайно проницательно, подумал я. Молчание у героя может быть формой силы, сила умалчивать – и сила эта опасна. Исходя из этого простого слова, я знал, он сыграет роль превосходно, и он сделал это. А в то время я поворчал и произнес: «Да, так тому и быть«. Затем Ривер сказал: «Послушай, я хочу работать с тобой, старик, так что мне не нужно знакомиться с тобой. А тебе нужно знакомиться со мной?«. Я сказал нет, в этом нет нужды, мы оба профессионалы. «Да«, — сказал он: «Я просто хочу побыть здесь с моей семьей, сколько смогу, прежде чем появлюсь и начну сниматься в картине«. Так как это было достаточно скоро, я ответил с несомненным пониманием, и таким образом, к тому времени, когда я познакомился с Ривером Фениксом около месяца спустя, он уже играл очаровательного, талантливого, но несколько чудаковатого Джеймса. Однако до того, как я завершил съемки, я так и не познакомился с настоящим Ривером Фениксом.

До того, везде на съемках, я имел дело с пареньком, который казался поочередно чувствительным, что не выразить словами, чрезмерно замкнутым, неприкрыто грубым или шутя оскорбленным, унылым, веселым, изворотливым, часто очень приятным, опасным. У Ривера была именно такая версия Джеймса, настолько полностью убедительная, что я думал, на него-то и был похож Ривер на самом деле, и что ему не нужно играть – играть того, кем, несомненно, Ривер хотел быть.

Во время всего рабочего процесса, однако, его творческая сторона была предметной, ясной и касалась не только его собственной роли, но и всех героев. Во время кастинга я сказал ему, что нам нужен еще один привлекательный парень на роль его приятеля Кайла. Он предложил Энтони Кларка (позднее он хорошо продвинулся на общебостонском ТВ-канале). Мы вызвали его и решили взять на роль героя второго плана, расширив ее для использования исключительных способностей Энтони как комика. Я сказал Риверу, что мне нравится Энтони, но не в роли Кайла (вторая главная мужская роль). Нам нужен больший соперник, сказал я. Но Ривер был неустрашим. «С девчонками Энтони ну уж очень хорош«, — сказал он. «Он наберет много очков!«. Я сопротивлялся: «Но он совсем не лидер«.

Ривер остановился, посмотрел на меня несколько мгновений и затем сказал: «Хорошо, если тебе нужен второй лидер, лучше Дермота Малруни тебе никого не найти«. Ривер знал, что я уже встречался с Дермотом и рядом других актеров, и что Дермот занимал верхнюю строчку в коротком списке возможных кандидатов. Комментарий Ривера закрепил его позицию, но что я нашел интригующим тогда – и, даже больше, необычным теперь – это то, что Ривер думал о работе в целом, и если мне нужны были два лидера, что ж, пусть будет так. На самом деле он не был неустрашим; позволить другому парню по собственной воле выглядеть в более выгодном свете — все это также было нормально для него.

Ты считаешься уверенным в себе старым профи, что придает тебе своего рода твердость и мудрость. В возрасте 22 лет у Ривера это было уже без всяких сомнений. Вот почему я все больше и больше хотел, чтобы он участвовал во всех обсуждениях сценария, в его написании, во всех музыкальных дискуссиях – поскольку его вклад всегда был значителен. Ривер обладал инстинктивным талантом самого высокого калибра. Когда я однажды подчеркнул, что все его идеи и замечания, относящиеся к сценарию или персонажам, всегда касались картины целиком и никогда непосредственно его собственной роли, он сказал, что всегда рассуждает так. Я сказал, что он мог бы стать неплохим режиссером. Он ответил, что уже подумывает об этом. Я сказал: «Ну что ж, когда решишься, не найдешь ли роль и для меня?«. Он рассмеялся и согласился. Это стало нашей маленькой постоянной шуткой. Когда я спросил, что же втянуло его в шоу-бизнес, он ответил, что его мать в детском возрасте обычно читала ему сказки, и он всегда их любил, так что ему особенно захотелось стать частью какой-нибудь сказки.

В первый день съемок – это была ночная сцена на аллее в Нэшвилле – Ривер измучил свою партнершу по фильму Саманту Мэтис, доведя ее до слез. Когда Ривер первый раз позвонил мне в Нью Йорк, я уже беседовал там с Самантой о работе над фильмом. Она беспокоилась насчет сценария, но когда Ривер согласился работать, она прямо подпрыгнула. Теперь же, в Нэшвилле, она была довольно расстроена и говорила, что она не должна «воспринимать его дерьмо«; он «просто грубиян«. Я спросил ее, он принимает что-то? Она сказала, что у него на уме только пиво. Помощник режиссера также говорил мне, что Ривер играет рассеянно. Я спросил его, думает ли он, что наша звезда сидит на наркотиках. Помощник кивнул утвердительно.

Не самая грандиозная идея для режиссера — быть в конфронтации с актером, пока ему, конечно, не приходится это делать; так что я предложил первую вещь, которую мы могли бы попробовать, это сказать Риверу, чтобы он не вел грузовик из-за большого угла, под которым мы готовились снимать последнюю сцену фильма: грузовик-пикап (с Ривером, Самантой и Дермотом в кабине) уезжал в темноту улиц Нэшвилла. (Съемки конца фильма в самом начале, к сожалению, не такая уж необычная практика). Если бы Ривер спросил, почему он не может вести машину сам, я попросил помощника ответить, что, как мне кажется, будет безопаснее, если это сделает опытный водитель, так как грузовик должен влиться в главное направление движения, а это мы не могли бы контролировать; кроме того, съемка была с большого расстояния (так что аудитория никогда бы не увидела, кто сидит за рулем).

Я сказал Саманте, что поговорю с Ривером позднее, но у меня есть догадка, что ему, возможно, немного тяжеловато играть эту роль. «Хорошо, я не собираюсь выносить сор из избы«, — сказала Саманта и вышла, она выглядела угнетенной, но держалась стоически. Они с Ривером еще не запали друг на друга, но достаточно скоро это случится. Она и будет последней страстной любовью в жизни актера.

Через какое-то время помощник возвратился и сказал, что Ривер очень расстроен и не понимает, почему не может вести грузовик сам – он ведь очень хороший водитель. А ему сказали, что съемка будет вестись с высоты и издалека, а также что никто, возможно, ничего не узнает? «Я буду знать«, — таков был ответ Ривера. Теперь я вынужден был лично поговорить с ним.

Встретившись сначала с Дермотом, я спросил его, как он думает, что с Ривером. Дермот немедленно встал на его защиту, говоря, что у Ривера что-то с глазами, это и заставило его иногда моргать, но никакого отношения к наркотикам это не имеет (все правда). Дермот не думал, что Ривер был высокомерен; возможно, это просто было «в его герое» – он так работал. «Он по-настоящему клевый парень, правда«, — сказал Дермот, когда я уже уходил.

Ривер бродил вокруг парковки, выглядел несчастным и возбужденным. Я положил ему руку на плечо, и мы пошли по задней части аллеи. Я спросил его, употребляет ли он какие-нибудь наркотики. Он сразу ответил, что принял таблетку от головной боли, затем по забывчивости выпил бутылку пива, и получилась нехорошая смесь. Он сказал, что почувствовал, словно его наказали, не позволив вести грузовик. Я развеял его сомнения, мол, это «мера предосторожности«, и спросил, есть ли проблемы с Самантой. Он внимательно посмотрел на меня. Что она жаловалась мне на него? Довольно много, сказал я. Что происходит? Ривер тряс головой. Нет, ничего, говорил он, никакого отношения к ней это не имеет. Все это было его ошибкой – он ничего плохого не имел в виду. Он просто пытался «найти этот персонаж» – раздраженного парня. Так как предполагается, что его герой будет петь на прослушивании, «он будет даже еще раздраженнее«, — заключил Ривер.

Я рассказал ему о совете Стеллы Адлер: не играй роль все время. Ривер сказал, что поступает неосознанно и не совсем понимает, что делает. Я сказал, что ни студия, ни я не хотели бы видеть Джеймса наркоманом. Ривер кивнул и сказал, однако, что герой определенно «принимает наркотики» – они «делают его раздраженным«, делают его «немного ублюдком«. Я в принципе согласился, но так как у нас не было никаких сцен с приемом наркотиков, это не должно быть доминирующим элементом. Ривер сказал, нам не нужны никакие сцены; он просто должен знать, что это за человек, которым он занимается. Сам же он не имел «никаких проблем с наркотиками», сказал мне Ривер легко – он просто вживается в роль. Я просил его не фокусироваться на этом аспекте парня. Ривер согласился и затем сказал, что ему жаль. Просто это не должно повториться снова, сказал я. Он пообещал, что этого не будет. Мы обнялись. По моим сведениям, Ривер хранил это обещание все время, кроме одной ночи, когда он вернулся в Лос-Анджелес через пару месяцев спустя. Во время съемок картины он больше не создавал мне никаких других проблем.

Однако известие о происшедшем мгновенно достигло Голливуда, и в отношении Ривера укрепилась позиция: виновен, пока не доказана невиновность. Ирония состояла в том, что чем больше Ривер был блестяще убедительным в роли замкнутого, иногда самодеструктивного, высокомерного, сообразительного наркомана, талантливого автора и исполнителя, тем больше люди верили, что таким и был Ривер. Играл он странно, каждый скажет, он что-то принимал, был отрешенным и чудным. Конечно, он никогда не играл ничего отдаленно похожего на это, – опасного, эксцентричного и мозговитого мачо – и некоторые люди думали, вот кем Ривер стал. Напротив, он осознанно и органично, насколько это возможно, играл мужчину на пять или шесть лет старше себя – героя, который перенес только лишь одно ожесточение или быстро повзрослел. В первую ночь в нескольких моментах он сыграл так, словно он моложе своего возраста, но большую часть времени Ривер казался значительно старше своих лет. Там, в Голливуде, тревога насчет Ривера усилилась до такой степени, что Айрис Бартон попросили повидаться со своим клиентом. Она приехала, побыла день или два – достаточно долго, чтобы понять, что с ним все хорошо, что все идет нормально – и затем уехала, озадаченная вопросом, в чем же причина беспокойства.

Хотя административные перемены в студии и обескровели наш проект, мы успешно прошли роковую черту; задержка на начале сценария, в то время когда мы пошли дальше, просто оказалась еще одним препятствием. Основные актеры (Ривер, Саманта, Дермот и Сандра Баллок) окунулись глубоко в процесс съемок и наслаждались им. Мы встречались после съемок или во время перерыва и работали над предстоящими сценами, изменяя текст и ситуации, придумывая хорошие идеи – Ривер больше, чем кто-либо, и достаточно часто его идеи касались других. Мы обнаружили, что Сэнди Баллок блестящая комедийная актриса, так что мы соорудили роль и для нее. В результате участие в фильме помогло ей получить роль в фильме «Скорость» (1994).

Наш автор сценария (Кароль Хейккинен) была новичком; с благословления студии мы обратились к Аллану Мойлу2, с которым Саманта работала в фильме «Врубай на полную катушку» (1990). Я не видел этот фильм, но Саманта считала его превосходным, так что мы договорились, что отошлем сценарий ему. И Аллан, который не мог быть более скромным и терпеливым, желая только «помогать, а не мешать», оказался прекрасным помощником в воплощении всех наших идей в сценах, которые потом переписывались еще много раз. Ривер иногда принимался потешаться над Алланом ради шутки, я полагаю, что казалось мне просто добродушным ребячеством – при этом Аллан выглядел всегда довольным. «Нет, Аллан, не та строчка! Боже!«. Аллан и я обсуждали ее: инстинкты Ривера были безошибочны относительно того, что нужно играть, а что нет.

Когда очередная сцена приближалась, она переписывалась и улучшалась, пока все актеры и я были ею довольны – что иногда не происходило, пока камера работает. Конечно, актеры должны были работать из последних сил, чтобы заново выучить текст, часто это происходило в последний момент. Дополнительная трудность для них состояла в том, что, как я понимал, большое количество сцен с длинными диалогами должны быть сыграны сразу без промежутков, когда камера или неподвижна, или в движении.

Когда однажды в полдень Ривер и я остались одни для обсуждения грядущей сцены, я сказал ему, что я предпочитаю снимать всю последовательность кадров за один раз, и никаких дальнейших ракурсов. «Никакого охвата!?» Ривер очень оживился, когда я сказал нет, если мы снимем всю сцену одним длинным куском и если это получится, незачем «охватывать» ее другими съемками. Он сказал, что, по его мнению, это здорово. Некоторые лучшие актеры, с которыми я работал, предпочитали эту технику – не только лишь для доказательства способности сыграть всю сцену сходу (как в театре, когда дадут занавес), но также для оригинальности. Типичная рутина киноактера – повторять каждую фразу множество раз, никогда не зная, какой ракурс будет использоваться и в какой момент, пытаясь оставаться оригинальным в каждом дубле – а это невыполнимая задача.

Ривер сказал, что Сидни Люмет никогда не снимал с охватом и делал много длинных дублей на съемках фильма «Бегство налегке» (1988), хотя они и репетировали некоторое время, роскошь, которой у нас, к сожалению, никогда не было. Ривер стал так любить «одиночки», как съемочные группы называют этот тип всеобъемлющей мастер-съемки, что он спрашивал меня, сможем ли мы кинокадры каждого эпизода «снять все в одном». Если я отвечал нет, это не подходит к сцене или технически невозможно, он все равно настойчиво добивался этого любым путем, пока я не смеялся и не говорил, мне просто жаль, но здесь это ни к чему. Если я отвечал да, он был на вершине блаженства.

Такая работа в кино требует дисциплины и опыта. Ривер не мог следовать этой манере эпизод за эпизодом, когда он принимал наркотики. Да, он играл по-разному, если кто-то когда-нибудь видел его игру; но именно первое время казалось, что он играет роль взрослого романтика и героя, который, конечно же, вовсе не был южным провинциалом. На самом деле мы добавили ряд интеллектуальных комментариев от Ривера, которые предложил я или попросил сам Ривер, они помогли определить его героя как начитанного человека и мыслителя, а не только инстинктивного артиста. В конечном счете, несколько этих моментов по окончании были вырезаны и роль Ривера была таким образом сокращена – и героя невозможно было понять хорошо. Ривер любил любой скрытый смысл, и когда я упоминал нечто в этом роде, он неизменно хотел так или иначе пристроить это в фильме. Мы часто так делали.

Наша история была, по существу, любовным треугольником, в котором двое парней, Ривер и Дермот, оба влюблены в Саманту, хотя она была настроена романтически лишь в отношении Ривера, а в Дермоте видела больше друга. Этот особый треугольник (двое мужчин, одна женщина) – история, которая стара как мир. Обсуждая это с Ривером, мы решили добавить сцену, чтобы показать растущее самосознание героя и способность видеть свою собственную ситуацию с исторической объективностью. Ею стала сцена примирения между Дермотом и Ривером – за Саманту они бились и словесно, и физически. В этой сцене Ривер рассматривает их отношения в перспективе, описывая как «Зеленый Король и Красный Король» убивали друг друга каждый год за «любовь Леди в Белом«, и что в этом году, сражаясь за Саманту, они оба «погремели ведрами«. Именно эта сцена была особенно любима Ривером, и сыграли они ее с удивительной простотой и изяществом.

Глубокое понимание Ривером этой ситуации отражало его собственные, часто болезненные, отношения с женщинами, которых он любил, и которые любили его. Я не знал ее, ту молодую женщину3, с которой он встречался прямо перед тем, как мы начали подготовку нашей картины. Но в первый же вечер, который мы провели вместе, он рассказал мне о тревоге, которую он почувствовал после того, как она сказала, что неверна ему. Конечно, сказал он, он тоже не хранил ей верность, и она знала это, – но совсем по-другому, что на самом деле и беспокоило его. Однако тут же он пытался оправдать ее поведение, хотел посмотреть на это с ее точки зрения, на то, как она сама себя защищала от причиненной им боли. Я старался молчать, а Ривер очень зрело высказывался о своих двойственных чувствах.

Я просто не знал тогда, насколько Саманта на самом деле привлекала Ривера, пока мы не стали снимать первый в фильме их поцелуй. Это была ночная сцена. Ривер ведет свой грузовик, Саманта рядом с ним, он целует ее, желая доброй ночи, и после того, как она выпрыгивает из машины, он отъезжает.

Пока настраивали свет для первой съемки, мы с Ривером говорили о том, каким должен быть поцелуй. Ривер начал с того, что высказал надежду на то, что у меня достаточно пленки в камере, так как поцелуй обещает быть очень долгим. Он озорно ухмылялся. «О, да!«, — сказал он, он ждет эту сцену. И затем он продолжал – с изощренным акцентом деревенского паренька Джеймса – перечислять, чем бы еще ему хотелось заняться с Самантой. Главным образом, он намекал на все места, где ему хотелось бы ее поцеловать.

Он был наполовину Джеймсом, наполовину Ривером, когда говорил Саманте, что она сводит его с ума. У нее был бой-френд в Нью Йорке (актер Джон Легуизамо), и хотя Ривер чувствовал, что он нравится Саманте, она постоянно рассказывала о Джоне, и ему было неловко навязываться ей. Однако он определенно собирался поцеловать ее этой ночью!

Думаю, мы сделали около семи дублей. Я не помню наверняка, какой поцелуй остался в картине, но у меня было ощущение, что поцелуй из первого или второго дубля. На всех семи все хорошо разогрелись. Саманта принимала довольно безразличный, профессиональный вид между дублями, в то время как Ривер просто-таки громогласно требовал «еще дубль – нам нужен еще один дубль, ты не думаешь, Питер?«. Саманта смеялась.

После этого Ривер и Саманта стали ближе. Чуть позднее Джон Легуизамо навестил ее, но задержался только на день. Саманта прекратила их отношения, и теперь она и Ривер официально стали пунктиком. Они были прекрасной парой, и он обращался с ней с предельным уважением, нежностью и с юмором – но без тени соперничества. Их близость в жизни помогала безмерно углубить их взаимодействие в длинных совместных сценах.

Наши съемки продолжились после рождественских и новогодних праздников. Все стали болеть. Мы вынуждены были взять по страховке четыре выходных дня, так как Ривер подцепил противный насморк. Он позвонил мне, обеспокоенный, говоря, что он может выйти, если мне нужно. Я сказал: «Не будь ребенком, со мной тоже такое могло случиться. С каждым могло«. Студия прислала доктора обследовать его и удостовериться, что он действительно болен, и страховка покрыла расходы. Ривер сказал OK, если я так уверен, поскольку ради меня он вышел бы на работу даже с лихорадкой. Я сказал: «Ради меня останься дома«. Мы снимали по ночам, а они особенно истощают, переворачивая всех вверх тормашками. Хуже того, одна из первоначальных съемочных площадок располагалась на Ранчо Диснея где-то в дебрях Лос-Анджелеса, где было особенно холодно ночью.

Ривер упомянул, что совсем не любит Лос-Анджелес, что он плохо на него влияет. Несколько раз его друзья рок-музыканты заваливались на съемочную площадку, чтобы навестить его и потусоваться немного возле его трейлера. В один из тех визитов, я заметил, что Ривер выглядит натянутым и странным образом спокойным в своей напряженности.

Была трудная сцена: ночью у больницы Саманта рассказывает Риверу о смерти любимого отца. Как актер Ривер предпочитал никогда не играть какой-либо эпизод в какой-либо сцене одинаково дважды. Если я говорил: «Потрясающе, сыграй также еще раз«. Ривер отвечал: «У тебя уже есть один вариант, дай мне попробовать что-то иное«. Большинство актеров имеют тенденцию придерживаться одной трактовки сцены или текста, так что было необычно видеть интерпретации Ривера одного и того же эпизода, часто безумно отличающиеся друг то друга. Это также подпитывало подозрения, что он злоупотребляет наркотиками: он рассеянный, он странный, он противоречивый.

Так как мы писали сценарий этой картины во время съемок и что-то уже отсняли без всякой последовательности, некоторые ходы нужно было снять множеством способов, чтобы потом, при редактировании, мы могли решить, что лучше подходит герою. Мы завершили использование «наиболее прямых» дублей, когда произошло то, о чем я уже думал, но нам обоим, Риверу и мне, нужны были варианты, чтобы помочь улучшить его героя.

Однако той ночью у больницы, я думаю, Ривер все-таки что-то принял. Он вовремя предупредил, что все еще принимает лекарства от простуды, но позднее, когда съемка завершилась, он признался, что принял немного лишнего (чего он не сказал), и в результате получился один из самых превосходных эпизодов в его исполнении. Конечно, в кадре он наполнен болью, он напряженный, чуткий, сосредоточенный – но чтобы закончить сцену, требуется нечто большее, чем у тебя есть, и поэтому в ней прозвучали две или три строчки из песни Ривера, которую он еще сочинял. Продюсеры на съемочной площадке (и впоследствии несколько администраторов студии) были очень обеспокоены той ночью. Этот эпизод с Ривером стал для них последним ударом: на самом деле никаких реальных проблем не было, и его пение, большая часть которого снята вживую, вышло потрясающе. Тем не менее, многое в итоге обернулось против него.

Мы были чем-то вроде второразрядных граждан для студии, и продюсеры не запланировали для нас заключительную вечеринку, поэтому Ривер и Саманта решили оторваться вместе и устроили ее в маленьком, прокуренном японском караоке-клубе неподалеку от Калвер Сити. Была дождливая ночь, и часть крыши клуба начала протекать, но это не могло охладить наше настроение. Все, и актеры, и съемочная группа, провели хорошо время, празднуя завершение очень требовательной работы.

Когда кто-то пел караоке, у меня возник внезапный порыв энтузиазма, и я поднялся, чтобы тоже попробовать. Ривер был рядом и он не принял бы «нет» в ответ. Я посмотрел на список песен и выбрал «Мой путь» Фрэнка Синатры. Я пытался исполнить песню печально, во время пения я подумал про себя пару раз: «Что я здесь делаю?«. Но потом я посмотрел вниз и увидел, что Ривер пристально смотрит на меня с самым ободрительным и сочувствующим выражением, которое я когда-либо видел у человека. В какой-то момент у него появились слезы в глазах. Я никогда не забуду этот полностью сосредоточенный взгляд безусловной привязанности на лице Ривера.

Это было началом моего знакомства с настоящим Ривером Фениксом. Конечно, он только что завершил играть роль Джеймса. Когда он полностью сбросил с себя героя, которого он изображал, у него появился ребяческий энтузиазм и бесхитростное очарование. Особенно значительный контраст был пару месяцев позже: после того, как он побывал во Флориде, а затем в Коста Рике, где он повидался с семьей, он вернулся в Лос-Анджелес, так как требовалось озвучить диалоги после монтажа картины. Здесь экранный герой был острый и задумчивый, словно босяк Гекльберри Финн, подкарауливающий тайком. Мать Ривера, Харт Феникс сопровождала его в этой поездке и на записи, где мы встретились в первый раз. Ее присутствие оказывало удивительно мощное воздействие – тихая, теплая, чувственная и любящая натура – с мягким, но все же сильным голосом. Подлинное уважение Ривера к Харт и их привязанность друг к другу были очевидными и полностью естественными. Я думаю, может быть, он пригласил ее поехать с ним в Лос-Анджелес, чтобы она помогла ему удержаться от искушений, которые, как он понимал, не шли ему на пользу. Время, проведенное им с семьей, без сомнения, ободрило и очистило его.

Перезапись некоторых диалогов Джеймса, по этой причине, шла с большим трудом. Большей части того парня он позволил уже уйти, и поэтому шла борьба за его возвращение назад. Из-за серьезной технической ошибки, сделанной редакторским штатом картины, записи оригинального звучания Ривера по неосторожности не использовались на первых кинопоказах; вместо этого можно было слышать плохо сделанный дубляж, который ужасно искажал его трактовку и делал ее труднопонимаемой. Я знал, что он звучит по-другому, когда мы снимали материал, но то, что было теперь, вышло жутко. Пришло указание: переписать каждое слово Ривера.

Мы с мучениями проходили через это, а Ривер продолжал говорить, что оригинал должен быть лучше. Всякий раз, когда мы просили воспроизвести оригинал, он теперь звучал прекрасно после обработки специалистами по звуковым эффектам. Так почему же мы переписываем его? Я объяснил Риверу, было бы лучше для нас просто завершить это уродское дело и не волноваться, поскольку я собираюсь использовать оригинал просто везде, где возможно. Ривер умолял меня использовать его весь, потому что он думает, что хотя его переозвучка была очень хорошей, более ясной, что ли, но весьма далекой от персонажа. Так и оказалось, если бы даже мы перезаписали все диалоги Ривера, таким образом, мы сняли опасения студии, а в действительности в окончательной фонограмме не было ничего нового. Наконец-то поняв, в чем заключается настоящая проблема, мы просто всюду воспользовались оригинальными треками, хотя никому никогда не говорили, и никто никогда не жаловался снова.

В первый раз Ривер увидел фильм в кинотеатре студии после грубого монтажа. Он был взволнован показом – несколько критически настроен в отношении редактирования песен, при этом, высказав мне пожелание делать это более осторожно (и он был прав), но исключительно приветствовал работу в целом. Во время съемки сцены на Ранчо Диснея — танцевальная вечеринка при свете полной луны – по настоянию Ривера я проскакал на лошади в чрезвычайно длинном дубле. Когда этот кадр появился на экране, Ривер выкрикнул: «Так ведь это Питер на лошади!«. Он был таким любвеобильным ребенком.

Через день или немного позже Ривер и Сэм, Дермот и его талантливая жена Кэтрин Кинер, а также Энтони Кларк все приехали в мой дом в Беверли Хиллс, чтобы посмотреть кассету с фильмом Джона Форда4 1940 года «Гроздья гнева«5. Ривер слышал, как я рассказывал о картине и игре Генри Фонды, и хотел посмотреть ее. Он не видел многие старые фильмы, как он рассказывал, и стыдился своего невежества в отношении истории кино. Реакция Ривера на кинофильм были очень свежей, и неотягощенной ни знанием романа Джона Стейнбека, ни чем-нибудь еще о Джоне Форде. На него произвели глубокое впечатление тайна подлинной истории оклахомских фермеров времен Великой Депрессии, поразительная черно-белая фотосъемка и пронзительно блестящее исполнение Генри Фондой роли Тома Джоада.

Тем временем, в студии спорили о том, как продавать нашу картину и какова должна быть ее окончательная форма. Было множество экранных вариантов, все вызывали дико противоречивые отклики, но ни один не указывал на бесспорный хит. Требовалась редакция, она обсуждалась и была сделана (или не сделана). При этом правил компромисс. Отдел музыки был расколот приблизительно на три фракции, каждая тащила свои песни, чтобы именно они появились в фонограмме, в главных и финальных титрах, а также на альбоме с саундтреком. У рекламистов и маркетологов были различные потрясающие идеи постера, но так или иначе мы все же остановились на худшей, не используя изображение ни Ривера, ни Дермота, а лишь Саманты, в нерешительной попытке продать фильм как картину о молодой женщине. Когда Ривер увидел этот постер, он просто поздравил Саманту. Но я знал, что ему было больно.

Кинофильм, который был выпущен, вовсе не был той картиной, которую мы снимали; уцелело приблизительно 90 процентов, а по поводу 10 процентов невозможно было сказать успех это или неудача, посредственность или сносное качество. Я надеюсь, когда-нибудь люди увидят ту версию фильма «То, что называют любовью«, которую мы с Ривером действительно сделали; просто она была намного лучше и более необычной.

Финальное решение о дистрибуции картины было, в конечном счете, катастрофическим, сначала фильм выходил в прокат на Юге и Западе как картина о кантри-музыке, в то время как фактически он ближе был к фильму в стиле арт-хаус. Действительно существовала проблема: картина умостилась между двух стульев, а в результате свалилась на пол. Ривер, Сэм, Дермот, Сэнди и я — все показались в Далласе на рекламном пикнике, который предшествовал премьере фильма. Ривер блистал в своих многочисленных интервью для печати и телевидения, чрезмерно уподобляясь Джеймсу. Продавать и продвигать кинофильм — это не было его любимой работой, но он был парень что надо.

В следующий полдень, мы все пошли посмотреть Харрисона Форда, друга Ривера, в его недавно вышедшем фильме «Беглец«. Было очень забавно смотреть эту картину с Ривером — его слышимое и физически очевидное наслаждение от работы удваивало удовольствие. Той ночью, Ривер выпил большое количество пива и немного пошумел в холле. Саманта была расстроена и ушла спать рано. Хотя он и не вышел из-под контроля, но, очевидно, напился очень сильно или был взбудоражен чем-то.

Позже, моя жена Луиза рассказала мне, как Ривер был очень мил с ее подругой Кэрри, которая была на пикнике вместе с нами. В то время Кэрри была немного толстушкой, но когда Ривер встретил ее первым, он долго смотрел на нее, а затем сказал с большим чувством: «Ты так красива!«. Кэрри никогда не могла забыть такое. Он был ужасно забавен и очарователен с ними, приписывая себя к фильму Ван Сента «Мой личный Картофель«6. Он восторгался актерским талантом своего брата Хоакина, говоря, что Хоакин Феникс намного лучше актер, чем он. Когда Ривер перебрал немного лишнего с выпивкой — в одном месте он заказал «47 бутылок пива» через обслуживание в номерах, Кэрри стала сердитой и сказала ему, что он подвергает опасности свою жизнь и должен с большим уважением относиться к своему собственному большому таланту. Ривер быстро успокоился благодаря этому замечанию, и поклялся, что не притронется к спиртному, как только окажется снова дома во Флориде, куда он направляется завтра. Оказалось, что Даллас был последним местом, где мы видели Ривера живым.

Несколькими днями позже мы говорили по телефону. Он сказал, что чувствует себя хорошо, работая над альбомом с его сестрой Рейн. Он просил меня передать Луизе и Кэрри, что сдержал свое обещание и вернулся к здоровому образу жизни. Он хотел отпроситься, чтобы не ехать на демонстрацию нашего фильма на Монреальском кинофестивале, потому что на самом деле он весь занят альбомом, пением и музыкой. Он надеялся, что я понял. Картина также была приглашена на Венский международный кинофестиваль, но к тому времени он уже снимался в новом фильме «Дурная кровь«. После этого он собирался работать в фильме «Интервью с Вампиром«, и были еще две или три другие большие картины, по поводу которых Айрис Бартон вела переговоры. Казалось, он очень счастлив дома. Сэм была там также.

Картина была горячо встречена в Монреале — публикой, прессой и частью моих коллег-мэтров. Несколько критиков – всех, кого огорчила перемена в Ривере, – говорили, что держат свои восторженные обзоры в ожидании грядущего выхода фильма. Как оказалось, фильм «То, что называют любовью» никогда не выходил ни в Монреале, ни в большинстве других мест. После неутешительной юго-западной репетиции проката, кинофильм был, по всем соображениям и из благих целей, положен на полку.

Ривер и я около получаса оживленно говорили по телефону, в это время он снимался в фильме «Дурная кровь«. Он говорил кристально ясно и совершенно обоснованно. Он сказал, что не принимает никакие препараты в течение вот уже трех месяцев и чувствует себя великолепно. Фильм был тяжелым, сказал он, но интересным. Один из его партнеров, Джонатан Прайс, не ладил с режиссером, который был также с ним в натянутых отношениях, но любил его. Я сказал ему, что со своей женой вернусь в Лос-Анджелес прямо на Хэллоуин. Ривер отметил, что он будет там к тому времени и что мы могли бы увидеться друг с другом. Мы назначили встречу, чтобы поужинать вечером 1 ноября.

Картина была так хорошо встречена в Вене, что я попытался найти Ривера и сообщить ему, что он был особым хитом у критиков и зрителей. Но я знал, что шанс отследить его был очень мал, к тому же достаточно скоро мы должны были увидеться. Мы прилетели в Лос-Анджелес на Хэллоуин без пересадки из Генуи в компании Роберта Тауна7 и его семейства. В то время как я восторгался Ривером, Таун взволнованно рассказывал о молодом актере по имени Джонни Депп, с которым он работал.

По прибытию в аэропорт Боб и его семейство покинули нас на время. И лишь когда мы подошли к выходу, где ожидают встречающие, мы снова столкнулись друг с другом. Боб выглядел обеспокоенным и смущенным. Он сказал, что ему крайне неприятно говорить мне это, но только что он слышал чей-то разговор, где говорили: «Так ужасно, что Ривер Феникс погиб«. Я едва не засмеялся. «Но это невозможно«, — сказал я, а Луиза отмела это как безумный слух. У меня помутился разум: разве такое могло случиться? Автомобильная катастрофа? Драка? Нет, ничего подобного. Но когда я увидел, что нас ожидает моя давняя помощница Айрис Честер с водителем и у нее серьезный вид, я понял, должно быть, что-то неладно: Айрис никогда прежде не приезжала встречать нас в аэропорту. Айрис сказала, что она не хотела, чтобы я увидел это по телевизору, но Ривер умер этой ночью. Кажется, от передозировки какого-то наркотика. Это случилось, пока мы летели в самолете. Он упал на тротуаре перед клубом «Viper Room«, совладельцем которого был Джонни Депп.

Когда я добрался домой, был уже поздний час, но я позвонил Сэм. Она казалась оцепеневшей. Все случилось так быстро, сказала она. Она подозревала, что Ривер еще вечером принял какие-то наркотики, но была не совсем уверена. Они не планировали тусоваться в «Viper Room» – только зайти, сказать «привет» друзьям Ривера (в этот вечер в клубе выступал Фли и Джон Фрущанте из «Red Hot Chili Peppers«), забросить Хоакина и Рейн, и затем вернуться к ней домой. Но Ривер принес свою гитару, зная, что некоторые друзья устраивали там джем-сейшены, и хотел на самом деле поиграть с ними. Сэм сказала, что она с неохотой уступила.

Через некоторое время, она увидела Ривера с его приятелем, который, как он сказал ей, был наркоманом, и что вышибала открывает им черный ход. Она не поняла, то ли их вытолкнули, то ли они вышли по собственной воле. Очевидно, наркоман дал Риверу какое-то вещество, которое нельзя было смешивать с тем, что он уже принял. Ривер жаловался, что он чувствует себя нехорошо, но его друг сказал ему, что он просто параноик. Обеспокоенная, Сэм последовала за ними до тротуара, чтобы не упускать их из виду, прикурила сигарету и отошла на десять футов, чтобы оставить их одних. Когда она обернулась, у Ривера начались конвульсии, потом он упал на тротуар. Его друг сказал, что с ним все нормально, просто оставьте его в покое. Понимая, что это неправда, Сэм сказала, что происходит что-то ужасное, она пробовала поставить Ривера на ноги, но, оказалось, он потерял сознание. Она вбежала в клуб, чтобы найти Хоакина и Рейн. Хоакин звонил 911, пока Рейн и Сэм пытались помочь Риверу. Затем Хоакин и Рейн оба попытались безуспешно привести Ривера в сознание. К тому времени как приехали медики, у него произошла остановка сердца. Хотя они пробовали неоднократно реанимировать его, было уже слишком поздно. В больнице объявили, что он умер.

Сэм сказала, что Хоакин и его сестры убиты горем, а Харт невероятно сильна, сплачивая всех вокруг. Как она это делала, сказала Сэм, она не знала. Мы поговорили еще немного времени, я пробовал сказать что-то о нетленности духа. Я обещал сразу же утром приехать в дом, где они остановились.

Когда я приехал, кто-то из друзей на кухне готовил сэндвичи. Ребята выглядели опустошенными. Харт, как и сказала Сэм, была на удивление в состоянии все контролировать. Мы заключили друг друга в долгие объятия. Она сказала, что ее главная забота сейчас помочь другим детям пройти через это — все они были преданы Риверу, боготворили его, — и все это настолько ужасно для них, что она на самом деле не должна показывать свои чувства.

Сэм и я поговорили какое-то время наедине. Она плакала. Они с Ривером много беседовали, рассказывала она, в надежде понять друг друга. Он полностью очистился, сказала она. Он провел в Лос-Анджелесе минуту, а повсюду было лишь дурное влияние, и простирались одни искушения. Свыше трех месяцев все это было вдали от него, и поэтому он был гораздо более уязвим, чем в случае, если бы никогда не покидал его.

Хоакин курил сигарету в гостиной. Мы не встречались прежде, но Хоакин сказал, что Ривер хорошо отзывался обо мне. Когда Хоакин пытался говорить о своем брате, он терял самообладание, вспоминая ужасные последние моменты, начинал рыдать и не мог говорить. Я обнял его. Он вцепился в меня и продолжал плакать.

Несколькими днями позже в кинотеатре «Парамаунт» на территории киностудии проходило поминовение. Сидни Пуатье был очень красноречив и трогателен, как и Итан Хоук, а также множество других. На ток-шоу некоторое время после этого, ведущий попросил звезду-ветерана Тони Кертиса прокомментировать смерть Ривера Феникса. Я припоминаю, как загадочно говорил Кертис, что было «трудно постичь, как много зависти» в Голливуде. Звучное замечание.

У Саманты было много взаимных упреков по поводу той ужасной последней ночи, по большей части в адрес наркомана, но Харт не стала слушать ни одно из них. Ничто уже не могло вернуть тело Ривера к жизни, кажется, Харт понимала это, и она всецело сосредоточилась на продолжении жизни духа Ривера и хотела помочь детям преодолеть трагедию и научиться жить с их братом по-новому. Ее сила и самоотверженность были вдохновенными. В конце концов, ведь были еще и судебные иски, касающиеся физического состояния Ривера, так как смерть его случилась во время съемок картины. Корпоративная жестокость не знает границ. Несколькими годами позже, сестра Ривера Либерти подарила Харт первого внука: мальчика. Они назвали его Рио – по-испански это река.

Не проходит и недели, чтобы я не думал о Ривере Фениксе, обычно я желаю только лишь одного, чтобы я мог позвонить и рассказать ему, что происходит, или услышать его энтузиазм по поводу наших планов нового фильма или что он написал новую песню. Он, без сомнения, был вечной душой, поэтому на самом деле никогда не покинет нас, но это не значит, что в этой жизни я ужасно не тоскую о нем: милом мальчике, преданном друге, поэте в сердце, истинном артисте.

1. «Последний киносеанс» — фильм Питера Богдановича, признанный многими критиками его лучшей работой, которая имела также и коммерческий успех. Режиссеру удалось снять подлинную драму о жизни техасского захолустного городка начала 50-ых годов, который прозябает в скуке, пустоте и бездуховности. В 1972 году фильм получил два Оскара и шесть номинаций.
2. Аллан Мойл — американский режиссер и сценарист.
3. Речь идет о второй подруге Ривера Сью Солгот.
4. Джон Форд — выдающийся американский режиссер, классик мирового кино. Питер Богданович снял о нем полнометражный документальный фильм Directed by John Ford (1971) и написал книгу John Ford.
5. «Гроздья гнева» — фильм Джона Форда, экранизация знаменитого романа Джона Стейнбека о временах Великой Депрессии, золотой фонд мирового кино. Фильм удостоен Оскара за лучшую режиссуру и лучшую женскую роль второго плана, а также получил множество номинаций.
6. «Мой личный Картофель«. Ривер шутит по поводу фильма «Мой личный штат Айдахо». Айдахо, как известно, картофельный штат.
7. Роберт Таун — американский сценарист и режиссер.