pre-txt by Антон КОРАБЛЕВ // published 02/03/2010
Icarus Fall by Sergei Sharov
«Если это будущее, то нам надо держаться за свое настоящее… Если люди так злы, то, вероятно, потому, что страдают; но, перестав страдать, они еще долго не становятся намного лучше»
«Душа — это тщеславие и телесные радости, когда ты здоров, но, в тоже время, — желание вырваться из тела, как только человек заболевает, или дела перестают идти на лад»
«Война сожгла одних, пригрела других, как огонь испепеляет, или дает тепло, смотря по расстоянию от него»
«В сущности, подозрительна только смелость. Смелость за счет собственного тела. Почему бы в таком случае не наградить ею и червяка: он ведь тоже розовый, бледный и мягкий, как мы»
«Когда ты слаб, лучший способ окрепнуть – это содрать с тех, кого особенно боишься, последние лохмотья престижа, который у них еще остался. Надо приучить видеть их такими, каковы они на деле, даже хуже – со всех точек зрения»
«Впрочем, если подумать, то и в обычной жизни, по меньшей мере, человек сто за самый будничный день желают вам сдохнуть…»
«Когда ненавидеть можно без всякого риска, это чувство легко пробудить в глупых людях: причины для него возникают сами собой»
«Любая возможность струсить становится ослепительной надеждой для того, кто соображает, что к чему… Никогда не следует быть слишком щепетильным в выборе способа, как сделать так, чтобы тебе не выпустили кишки, или терять время, доискиваясь, по какой причине тебя преследуют. Мудрый – бежит, и этого довольно!»
«Умного тщеславия не бывает. Оно инстинктивно. Нет человека, который не был бы, прежде всего, тщеславен. Роль восхищенного подпевалы – практически единственная, в которой люди не без удовольствия терпят друг друга»
«Несколько слов вовремя высказанного сожаления к лицу иным женщинам, как лунный свет к пушистым волосам»
«Собаки, когда они спят, тоже смахивают на волков»
«Кошки, когда им угрожает огонь, рано или поздно, прыгают в воду»
«Впервые в жизни другой человек интересовался мной, так сказать, изнутри, исходя из моего эгоизма, ставил себя на мое место, а не судил обо мне со своей колокольни, как остальные. А ведь не глупо было бы, если бы существовала какая-нибудь примета, чтобы отличать добрых от злых»
«Лучше не строить иллюзий: людям нечего сказать друг другу, они говорят только о себе и своих горестях, это бесспорно. Каждый – о себе, земля – обо всех. Люди силятся свалить свое горе на другого, даже когда приходит любовь… Любовь – это нужда, и ничего больше. Она, засранка, лжет нашими устами и только. Она – повсюду, сволочь этакая и её нельзя будить даже в шутку. С ней вообще не шутят!»
«Раз уж надо кого-то любить, лучше любить детей: с ними хоть меньше риску, чем со взрослыми. По крайней мере, можно извинить свою слабость надеждой на то, что они вырастут не такими шкурами, как мы. Еще ведь ничего не известно»
«Может быть, и в нас, и на земле, и на небе страшно только одно – то, что не высказано вслух. Мы обретаем спокойствие не раньше, чем раз навсегда выскажем все; тогда, наконец, наступит тишина, и мы перестанем бояться молчать»
«Только вот бывают, не правда ли, случаи, когда человек слышит лишь то, что хочет слышать и что особенно его устраивает… Ничто так не опасно, как гипертрофированная убежденность»
«Может быть, мы ищем в жизни именно это, только это — нестерпимую боль, чтобы стать самими собой перед тем, как умереть»
«Вот тогда бы я нашел столько любви, что в ней наряду с нежностью уместилась бы и Смерть, эта шлюха, которая обрела бы наконец наслаждение и перестала бы вместе со всеми потешаться над любовью»
«Когда человек устал и одинок, в нём начинает проглядывать божественное»
«Красота, она как алкоголь или комфорт: привыкая к ним, перестаешь их замечать»
«Когда все феллахи с Нила отрастят себе такие же жирные жопы, как у Архиепископов, вот тогда можно будет смело сказать: кто был ничем, тот стал всем!»
«Пять франков достаточно для того, чтобы ненавидеть кого-нибудь и желать, чтобы все люди сдохли. Пока на этом свете существуют пять франков, лишней любви не будет»
«Мир покидает нас задолго до того как мы покидаем его, но кто путешествует в одиночку, тот забирается дальше всех»
«Всё тленно, это факт, но мы уже достаточно «растлились» для своего возраста»
«… залог покоя маленьких людей – презрение сильных мира сего… тот, кто не богат, всегда вынужден прикидываться, будто он приносит пользу…»
«Мы теряем большую часть молодости по собственной неловкости. Было очевидно, что моя возлюбленная окончательно бросит меня – и скоро. Тогда я еще не усвоил, что есть два, совершенно различных, человечества – богатое и бедное. Потребовалось двадцать лет и война, чтобы научить меня не высовываться из своей норы и осведомляться, сколько стоят вещи и люди, прежде чем к ним привязываться»
«А покамест, играя в эту игру, стареешь и становишься настолько уродливей и отвратительней, что не можешь больше скрывать свое горе, свое банкротство, и в конце концов оно перекашивает тебе рожу гнусной гримасой, которая двадцать, тридцать лет, а то и больше ползла от брюха к физиономии. Вот и все, на что годен человек, — на то, чтобы скорчить гримасу, на которую у него уходит вся жизнь, а подчас и жизни не хватает, чтобы довести ее до конца: эта гримаса так неимоверно сложна и требует только сил, что состроить ее можно, лишь отдав этому всю свою подлинную душу без остатка»
«Чьих только предсмертных судорог и где только я ни наблюдал : в тропиках, во льдах, в нищете, в роскоши, за решеткой, на вершинах Власти, пользующихся всеобщим уважением, всеми презираемых, отверженных, во время революций, в мирное время, под грохот артиллерийской канонады, под звон новогодних бокалов… моему слуху доступны все оттенки звучания органа de profundis… но тяжелее всего, я думаю, бывает: собакам!.. кошкам… и ежам…»
«Если бы мне дали Нобеля, мне было бы, чем заплатить за электричество»
