Почему Он уходит, почему Он «отрекается»? «Молчаливое большинство», вовлеченное в католицизм, или масс культурные персоналии, предпочитающие так называемые «традиционные» ценности, оценивают ситуацию «отречения Папы» сквозь политкорректные линзы руссоистского оптимизма и гуманистической высокопарности, то есть по-голливудски благостно и слащаво. Вызревает фантасмагоричный дискурс благородства, ответственности, самосознания, как в асценичных картинах Спилберга и Земекиса. В действительности здесь схематично актуализирована лишь системная логика функционирования «традиционных» институтов в постсовременности. «Традиция» всегда оставалась пустым Означающим, не забывая структурировать себя изнутри под шаблон модернизации; как бы не рычал и сквернословил фундаментализм на кумиров технемы и модерна, он «шел в ногу со временем». Инструменталистская модернизация, проникнув в кровеносные сосуды традиционных институтов, радикально модифицировала последние. Остались лишь семиотические ошмётки великих Означающих. Лишь пустой семиозис ритуала, образа, метафоры, фонемы, за которыми скрывается аппарат «позднего капитализма». И вот всемогущей механике отдан на откуп семиотически чистейший Образ, сгущавшийся и структурировавшийся столетиями. Дело не в благородстве, старости, немощах и болезнях, корпоративной этике и «благе Церкви», вовсе нет. Западное христианство прошло этап инструментальной модернизации, свойственной всем институтам постиндустриального социума, и уже не может считаться архаичным образованием. Эти времена безвозвратно ушли. Архаика и традиционализм зиждились на «нулевом уровне» Означающих. Как результат закономерных процессов, традиционные Означающие стали функционировать в регистре постполитики и администрирования, они интериоризованы в глобальные стратегии эффективного маркетинга и оптимизированного менеджмента. Поэтому де-архаизация воспринимается негативно не по причине того, что столь редкостный и парадоксальный случай, как «отречение Папы», является сверх-маргинальным и антиэкклезиологическим феноменом, но потому что система церковного управление инструментально и методологически стала системой корпоративного администрирования. Конечно же, и ранее церковные коллегии и консистории практически ничем не отличались от государственных бюрократических аппаратов; здесь изменения несли лишь структурный, «естественный» характер. В постиндустриальной системе трансформациям подвергаются исходные Означающие, самые традиционные знаки делают оборот на 360 градусов, предельно закручиваются, совершают инверсию. «Папа, который уходит» – это что за хрень, экклезиологический нонсенс?! Больше похоже на отставку престарелых CEO с насиженных мест каких-нибудь транснациональных корпораций. Нет смысла говорить, что в церковных институциях духовное окормление подменяется постполитическим администрированием, а харизматичное миссионерство – корпоративным маркетингом. Дело отнюдь не в модифицированных под информационные реалии марксистских постулатах. Проблема в трансформациях, происходящих на уровне Означающего. Если истинно «Папа ушел», то вполне правдоподобно «Папа – негр», и совсем близко к тому, что «Папа – киборг». Поэтому «уход Папы» – это не просто симптом каких-то неизбежных процессов финалистской секуляризации религиозных институтов (обмирщение сопутствует, даже преследует тенью христианскую церковь с момента ее институциализации), но показатель пространной дисперсии знаков, глубинного смешения семиотических регистров, в конечном счете, хаотического инцеста Означающих.