Мы попросили военного музыканта описать самый обычный день из жизни полкового оркестра. Антон Кораблев внушительно остограмился с героем рассказа в кабаке у покосившегося кладбищенского креста, внимательно выслушал и записал все под копирку, не упустив ни слова.

«Самый обычный день, такой же, как и все остальные? Ну вот, например, совсем недавно, в конце зимы, мне запомнился один день, я тогда перемерз и простыл. Нас лишили всех выходных и отгулов, а оркестр назначили дежурным по всему гарнизону. И как назло всю неделю одни приказные жмуры. Ни одного заказного. Работали себе в убыток. Я был злой как срочник, которого заставили в дождь убирать лужи, и расстроенный как сержант, которому не дали увольнительный в город, и ему только и остается, что дрочить на медсестру из санчасти. У меня было дикое утреннее похмелье, а какой-то отставной ветеран захотел подохнуть именно в тот день. Эгоист хренов.

Утро.

Семь часов утра, а уже целая очередь желающих выстроилась, чтобы поправить здоровье. Я с ними всеми работаю. Играю на баритоне. Это такой духовой инструмент. После «утренней зарядки» почти весь оркестр «нарядный», как моя парадная форма. И поверь, когда прибудем на место, глаза каждого будут блестеть не хуже, чем значки на моем кителе.

Едва отъехав от части, продолжаем старт — разливаем по пластиковым стаканам «белую». Мой сослуживец Игорь жалуется на расстройство в животе. Он похмеляется пивом. У него от пива расстройство уже вторую неделю, но он все равно его ебошит. Не может водку с утра пить. А мы можем. И пьем.

Один Сергей пьет в одиночку. Он всегда прячет пол литра в рукав. И периодически чешет затылок, посасывая водку. Чешет уже в пятый раз. Почти добил.

Правила простые: если нет денег, чтобы скинуться на водку, значит нужно отдать свою еду. Она разойдется на закуску. Каждый достает еду, которую жена завернула с собой на работу. У меня с собой лук и черствый хлеб, сверху большие ломти колбасы. Жены у меня нет.

Уламываем старшину остановиться у магазина. Купить водички, чтобы запить. Кто-то спрашивает: «Кого хоронить сегодня будем?» «А не похуй ли?» — отвечаю я. Знаю, что похороним на кладбище, а остальное меня мало тревожит.

Морг.

Приехали. Справа СИЗО. Слева морг. Уже стоит автобус роты почетного караула. Выходим покурить. Я и Игорь идем поссать под морг. Не то чтобы специально под морг, просто туалета нигде больше нет. Задубелыми пальцами ищем свои писюны в дебрях брюк, подштанников и белухи. На улице минус пятнадцать. Заливаем в инструменты спирт. Один хер, все равно замерзают клапана. В автобусе воняет луком и водкой. Провожающих усопшего в последний путь нет. Как всегда. Ждем. Никогда не понимал — зачем приезжать к моргу, если играть возле морга нельзя.

Подходит лейтенант со свертком в руке и спрашивает: «Кто умеет завязывать галстук?» Я отвечаю, что умею. Идем с ним. Впереди стоят два санитара в черных фартуках и перчатках по локоть. И тут я понимаю, на ком именно надо завязать галстук. Завязываю. До этого не приходилось покойнику завязывать галстук. Сослуживец потом интересуется, хорошо ли я завязал, красиво ли у меня получился узел. «Ему уже третьи сутки похуй, как на нем галстук сидит», — отвечаю я.

Кладбище.

Мы изрядно успеваем накушаться к девяти часам утра. Старшина орет на нас, ругается матом, а мы смеемся, как свиньи. Пьяные, небритые свиньи. Моросит дождь со снегом, холодно. Ветер задувает за воротник. Асфальта нет. Стоишь в грязи полупьяный и думаешь: «Бля, ну какого хера ты умер и тебя хоронят именно сегодня, когда такая хуевая погода».

Родственники усопшего вояки все еще в пути, а мы в сторонке, чтобы убить время и согреться, заливаемся уже коньячком. Разложили остатки закуси на гранитной плите. Выпиваем, закусываем, поминаем того, чей памятник служит нам поляной. «Ну, Алексей Хань, 1986-2013, за тебя, не чокаясь!» Вот подъехал автобус с родственниками и нас зовут на построение.

«Пошел нахуй с первой шеренги, — говорит старшина. — Дуй в третью». Игорь стоит в первой с перекошенным от мороза и водки ебалом. Да еще и кларнет тростью вниз взял. Все в полном пиздеце. И в этот момент плакальщицы начинают причитать: «Ох, ты наш милый. На кого ж ты нас оставил, да что же мы делать будем?» Мы играем «Сочинский первый». Играем хуево, но все равно получается траурно. Какая погода, так и играем.

Меня тошнит. Я не попадаю по нотам. Плакальщицы замолкают. Мы замолкаем. Начинает говорить организатор, своего рода тамада на ритуальных мероприятиях: «Страшное, ни с чем несравнимое горе постигло нас сегодня… Нас покинул замечательный человек».

«Я хочу ссать», — говорит Игорь. Мы ржем. «На всю голову ебанутые», — тихо шепчет старшина. Но у него уже тоже ничего не болит. Ему, как и нам всем, хорошо. Очень-очень хорошо.

Мы «в умате» топчем грязь со снегом. Начинает работать священник. Затягивает: «Миииииииир всееееееем…» «Да-да-да, давай быстрее», — продолжает шептать старшина, поглядывая на бороду священника. Священник хочет выслужиться по полной, чтобы еще денег накинули сверху. Отмаливает долго. Один из родственников машет рукой, чтобы тот прекращал уже зачитывать и петь. «А теперь можете попрощаться с усопшим», — говорит организатор. Наконец-то… начинают зарывать. Это самый мой любимый момент в работе.

Сегодня еще легко отделались, ведь бывают похороны класса люкс, когда хоронят больших военных шишек. Целый день насмарку. В такие дни нас привозят, как минимум, за три-четыре часа к клубу МВД, где прощаются с усопшим, а потом везут его и нас прицепом на историческую родину, в какую-нибудь ветхую деревню. Пить нельзя, кругом полно больших чинов правительственного уровня. Не кормят, и даже стакан воды никто не нальет. Интересная закономерность — чем скромнее похороны, тем лучше отношение.

Сегодня нет автобуса, забитого венками, и шикарного катафалка. Все более чем скромно. Гроб просто опускают в яму, родственники стонут, плакальщицы воют, а я думаю о водке, что осталась в автобусе. И важно успеть первому «согреться», пока остальные коршуны не налетели. В итоге согрелись так, что не помнили, как в часть вернулись. Несемся обратно по кочкам, я жую конфетку «птичье молоко». Не пошла. Слава Богу, в раструб баритона излился, чтобы не загадить салон. Малый барабан катается по полу автобуса. Мы справились. Игорь в тот день обосрался во сне».

II

Пока все приличные люди что-либо отмечают и закусывают, Антон Кораблев, который упустил возможность послужить и отдать долг Родине, продолжает свое антропологическое путешествие по джунглям армейской жизни. После увлекательного рандеву с военным музыкантом по кладбищенским историям с водкой и жмурами, мы переносимся в пыльный дембельский музей с настоящим зверьем.

Однажды 04_ прислал мне ссылку на один адовый гей-парадиз-блог про дембелей, где тепло и уютно, и братушки делятся друг с другом душевными фотографиями с выпускного бала. Нарядные и разодетые они позируют перед объективами фотокамер не хуже, чем семнадцатилетние шлюшки в студии провинциального модельного агентства. Лица бетонного цвета, прически в стиле «отсидел-отслужил» и многочисленные сине-зеленые татуировки контрастируют с одеяниями ослепительной красоты.

Все, что я до этого знал про армию, я знал из рассказов друзей, которые мотали срок. Например, Тихон Кубов из Won James Won рассказывал, что в части, где он служил, был зашкаливающие высокий процент по чтению среди солдат. По его словам, невероятно хорошо шел Достоевский из местной библиотеки, особенно когда заканчивалась туалетная бумага. «Идиот» буквально разлетался «на ура», и ни один солдат не покидал кабинку отдыха, пока не дочитает вырванную страницу. Однако никто и никогда не рассказывал мне о дембельских нарядах.

Мне целых полчаса не давала покоя мысль о некоем ритуале, когда выпускник облачается в «шикарное» подвенечное платье с множеством деталей, и я обратился за объяснениями к людям, которых считал в данном вопросе наиболее компетентными.

Мой знакомый Иван Франк, который в свое время решил не читать книг про армейскую жизнь, а с юношеским задором нырнул на самое дно Рая, любезно объяснил суть этих свадебных украшений на дембельских куртках и вспомнил свои полтора года на пищеблоке в Самаре: «Я и сам не до конца понимаю всех этих дембельских традиций наряжаться перед выходом на гражданку. Лично я просто надел парадный пиджак, шинель, брюки, и спокойно сел на поезд. Тем не менее, особым шиком считается сделать по краям дембельской куртки так называемый «белый кантик», попросту косичку. Нашивочки всякие. Это тоже зачет. Для этого существуют специальные магазины, военторги называются. Стоимость каждой приблуды не больно низкая. В среднем на всё про всё выходит тысяч десять деревянных. Спросите откуда у дембеля такие деньжища при зарплате в 450 рублей за месяц? Отвечаю — путем насилия и армейской жестокости. Как правило, напрягают тех, кто младше по службе (слоны). Иными словами, чем больше ты развел слона на бабки, тем понторезней выходит костюм, соответственно слава и почет от пацанов на гражданке. Выходит, что этот костюм отражает «сущность дембеля» — или он со старшиной самогон глушил, трахая Зину из соседней деревни, или всю службу по нарядам бегал и пиздюлей получал от всех». Следовательно, дембельская куртка — это очень важный элемент в иерархии статусов. Примерно как «диплом с отличием» по окончанию университета для задротов, чьи языки прошлись по всем задницам и промежностям образовательный системы.

И раз уж тут пошла такая пьянка, то я решил завершить милитари цикл относительно небольшим интервью с инсайдером армейского быта, старшим солдатом-контрактником, который пожелал остаться инкогнито, чтобы не получить 666 нарядов вне очереди. Он рассказал массу удивительного и, прочитав интервью, вы поймете, почему не нужно носить дембельские куртки и служить.

— Что это за звание у тебя такое — старший солдат?

Когда меня повысили до звания старшего солдата, или как говорят в армии — ефрейтора, знакомые прапорщики сказали мне: «Лучше иметь дочь проститутку, чем сына «страшного солдата», т.е. сурового ефрейтора». Ты уже вроде и не солдат, но ебут при этом не меньше. Чем выше звание, тем длиннее член, на котором ты висишь. Я — заместитель начальника отделения расчета по обслуживанию зенитного оружия, и мне подчиняются солдаты срочной службы.

— Существует ли некий жизненный принцип службы? Центральная ось солдатского равновесия в бренном мире?

Подавляющее большинство солдат живет по принципу: тот, кто не служил, тот полный пидор. Стыд и позор тем, кто откосил. Грубо говоря, я — маршал, а все остальные — козлятня. Я воевал, я хуем танки разбивал, медали жменями давали, а я не брал, и всех вас в рот ебал. Поэтому нет ничего удивительного в том, что средний солдат срочной службы чувствует себя на гражданке, как минимум, спецназовцем. Если не служил, то ничего и не знаешь о жизни. Обычно так говорят те, кто всю службу был в шоколаде: вкусно жрал, сладко спал, и издевался над новичками.

— Я не служил. И ничего не знаю о жизни.

Ну и молодец! Ничего не потерял.

— В таком случае, чем реально отличается солдат срочной службы от рядового гражданина?

Я бы даже так сказал, срочника от рядового гопника отличает только то, что он носит форму.

— Хорошо, а чем отличается служба на контракте от срочной службы? Контрактник — это типа сверхсрочник, как у Ницше?

Не знаю, как там было у Ницше, но, по большому счету, на контракте вы делаете ту же самую хрень, но за чуть большие деньги. Первая часть сериала под названием «Армия» — это когда вы попадаете на срочную службу, далее — контрактная служба, если вы решили остаться в рядах доблестной, а там уже и наряды, где вас могут, например, поставить в роту конвоя по перевозке заключенных. Довольно милая работёнка. Контрактник — это юридический термин, в народе их называют «кусками» или «сверчками».

— Сверчками?

Сверчок — дурная птица, дембель хуй тебе присниться. Свистеть долго по времени, вот и сверчки. Если говорить откровенно, то многие, кто после срочной службы, перевелись на контракт — реально ебнутые отморозки. Сначала они впадают в беспробудное пьянство, т.к. дырявые на горло. И если их не выгоняют, то они попадают в истории.

— Что за истории?

Был один парень из многодетной семьи и после перевода на контракт лично имел честь познакомиться с «белочкой». Напившись, он решил устроить контрольно-пропускной пункт в метрополитене, используя удостоверение. Была и пьяная поножовщина, и грабежи, и побои, и издевательства, и бытовой маразм. Как правило, всё это — плачевные последствия алкогольных злоупотреблений. У некоторых мозги на место становятся, когда происходят первые серьезные залеты. Но это только у некоторых. В целом же многие довольны, особенно те, кто по-пьяни заставляет слонов маршировать в тапочках, потому что их ботинки стерлись в ноль за сутки. Или заставляет их подметать воду с плаца в дождь. Дождь хуярит как из ведра, а те совком собирают воду, и очень весело всем.

Часть новичков сразу ломаются, переживая большой эмоциональный стресс. Им реально страшно, т.к. они не знают, что с ними будет дальше. Вы сдаете одежду, вы моетесь в бане, вас стригут и помещают в карантин. Вам на пальцах объясняют, что вы говно и выродки. Для большинства это очень дико, не все ведь приехали из глухой деревни. Сейчас, конечно, стараются держать дедушек подальше, но это мало помогает.

Есть нейтральщики, «ну послужил и хорошо». А есть те, кому такой порядок действительно нравится, и эта тема их прёт. Это и есть настоящее озверевшее бычье, которому комфортно находиться в условиях армейского сапога. Вот они и остаются служить на контракте. Но есть те, кого даже после увольнения все еще прёт. Они уносят весь этот быт с собой на гражданку и уже там раздают наряды.

— Заставляют жен драить туалеты зубной щеткой?

Поверь, мыть туалет — это самый простой наряд. Ну что? Его замылил, обдал водой, высушил и все готово. Самое плохое — это выгребная яма. Вонючая свалка на территории части с крысами, которую нужно выгрести.

— Что самое главное в армии, помимо нарядов и строительства генеральской дачи?

Прическа! Если пострижен не под троечку, то это значит, что ты зарос. Смешно, конечно, но главное — это прическа, а не то, что ты бухаешь, как свинья, и тебя лечить уже надо, а не стричь.

— Расскажи про дембелей.

Дембель — это граница успешности, а вся служба — это одна большая подготовка к демобилизации. Ребята из глубинки начинают готовиться за полгода, выбивая у родителей деньги, чтобы купить форму и полковничьи звезды. Либо начинают воровать и насильно отбирать деньги у сослуживцев. Как правило, покупают черный костюм. Черный цвет — это конвойный волк, а значит — круто. Подобная форма может стоить в военторге от 120 долларов. Берцы воруют у сослуживцев, либо покупают заранее, но прячут, чтобы их не стянули старшие товарищи. Берет украшают флагом, кокардами, как у роты почетного караула. Как правило, переодеваются во всё это в туалете ЖД вокзала, чтобы покрасоваться перед всей деревней, чтобы мама поохала. Городские такой фигней не страдают. Родители их забирают на машине у ворот части без всего этого маскарада.

— Выпускное платье с аксессуарами — это такая форма приданого, который готовится загодя?

Да-да-да. Сейчас даже вместо дембельского альбома делают DVD-диск, где помимо армейских песен и шансона, вся солдатская жизнь под стихи снята. Как свадебный фильм.

Кстати, многие дембеля не доезжают домой, случайно выпадая из окна поезда. Они напиваются сразу же за воротами части, дерутся с милицией, попадают в истории. Таких историй миллион и одна тележка. К слову, люди могут ехать в поезде и не знать, что к их составу прицеплен дополнительный вагон с заключенными, которых перевозят специально обученные контрактники. Специального поезда под перевозку нет. Это называется «перевозка спецконтингента». Взрослое зэчье со стажем, как правило, сидит смирно и не шумит без дела, малолетки насилуют друг друга, а женщины отдаются конвою, т.к. понимают, что ближайшие 20 лет мужика у них не будет. Зэки люто ненавидят конвой, который по уставу должен изъять при обыске все запрещенные предметы. Поэтому при увольнении строго рекомендуется быть в гражданской одежде, чтобы не нарваться на бывших заключенных и реально не попасть на поле боевых действий. Те же, кто пренебрегает инструкциями, реально рискуют нарваться на заточку. И это не шутки.

— Армия — мать порядка!

Армия — это не порядок, а маскировка бардака. Это ошибочное мнение, что армия из мальчика делает мужчину. Это не так. Тут у кого очко крепче, тот и молодец. Одни сразу же обсираются, а другие — нет. Вот и вся история.

— Аллилуйя!