published 24/12/2010
Новогодний подарок ценителям нео-пайл-апа да прочих ужасов профессора Мечникова: первая из двенадцати частей ранее не публиковавшегося романа воспитания, начатого Кубовым в далеком 1993-м году, где зубы были острее и огня в глазах больше. В тот год я пошел в первый класс, а телепублика обожала и превозносила усатого Листьева, рукоплескала ему, подобно Элвису, который съел Иисуса и спустился с небес на землю бренную.
«Это случилось вечером в среду. Несколько окон дома были такими грязными, что только пристальный глаз мог отделить их от бурого фона стены. Будь то не глаз, но любой оптический прибор, открылась бы еще одна деталь — в глубине среднего окна на коаксиальном кабеле висел труп. Звуки с улицы не проникали в квартиру 36 на последнем этаже дома 11/2 по улице академика Лупандина, зато уже в половине второго ночи жильцы начали просыпаться, постепенно осознавая, что барахтаются в плотном потоке шума. Звериные стоны, подобно циркулярке, вырывались из-под дешевых обоев и кромсали дряхлые сердца симпатичных тосковских обывателей. Так умирал Сутенер Мордочка».
«Взвизгнули проржавевшие полозья и дрезина «Шишак» стремительно обрушилась вниз, сопровождаемая ревом карликов, покоящихся в амортизированных латунных выемках, наполненных розовым шампанским. Карлик NOS-473 неосторожно вытянул руку с пороховым каштаном, и ее начисто срезало графитовым щитком нижнего обзора. Нанокамера запечатлела эффектный полет окровавленной кисти в парах пироксилина. Крошечный мизинец был успешно всосан дулом дамской колумбиады дородной vepr-girl. Она нервно растворила латунное брюшко механизма, вытащила пальчик и заткнула им одно их фронтальных отверстий на своем бронированном кринолине.
— А помнишь, как завертелись две старухи во время обката яиц по ковру? – хрипло прошептал в гулкий колодец ее протомозга благородный ассоциативный продюсер Сосо Платье, преданный поклонник Расчлененных Искусств.
— «C’est un superbe animal», вырвалось из желатиновых губ в ответ.
До запуска многоступенчатых петард оставались считанные часы. 12го апреля 2017го года вся планета готовилась наблюдать премьеру нейронного Uber-reality Show «Реально Великая Межпланетная Революция». В пятнадцати мировых столицах самые влиятельные представители развлекательной кибер-элиты уже заняли свои места в слюдяных капсюлях. Спустя час (по общему эспиритальному времяисчислению) 150 человек должны были высадиться на поверхности Марса, в 15ти различных автоклавах».
«Сквозь предвечерний дымок, на фоне свирепого багровца заката, вырисовывается грозный абрис Црама оф Юнайтед Эврибади. Сегодня только пятый день Недели Пост-Доброты и Экуменизма, так что фанерные Янко Ус, Дудда, Сукрамепп простоят до среды, опутанные спиралью микрофуникулеров. Оттуда тоже доносится атональная музыка и бодрячий гомон стиляг. Напротив, на склоне, подернутом чахлым от курева кипарисом, разлеглись на манер цыганского табора солдаты. Их сотнями привозят на строительство в грузовиках-барбосах, высаживают на зябкий бетон, и новые порции мыслящих муравьев исчезают в диспропорциональных отверстиях, расползаясь по многочисленным ангарам, глубоко в мраморном чреве Црама. В этот час Порядочный Граждо-нин еще не оторвал помятую морду от подушки, и плетет крючковатым носом пикантные рулады во славу полнокровного сна. Он встанет в семь, ни секундой позже, колышущимся бледным студнем выплывет из спальни и мутными, как вода в Лете или остывшее кофе с прокисшим молоком, глазенками уставится в треснувшее зеркало. Посмотрим и мы, ужаснемся тому, чего ни он, ни его убогая супруга не замечают уже долгие годы: крохотной фотографии насупившегося Маниониса, выцветшей и безобразной, приклеенной «Айн-Моментом» в левом нижнем углу, там, где амальгама разложилась, обнажив непристойную лазурь кафеля. Глядя на такое пробуждение, селекромонтер в кабине грузовика сплюнул бы, и процедил сквозь зубы: — Ишь, гнида. Ряху-то нахомячил. На массу давит по-доброму, аж полоски на щеках. Дольче Вита не забыта, тля…»
«Треснувший утренний свет заполонил импровизированную штабную спальню. Потолок, невинный белый потолок с укоризной наблюдал, как сплетаются тела и органы в обрамлении грязного белья. Звук из окна нарушал идиллию – там, на спортивной площадке, у обшарпанных стен штаба сверлили и крушили, там бронзовые солдатские ручищи с остервенением вспарывали асфальт. Стоило попотеть ради обещанной тушенки. До обеда три часа, рядом, через забор, стремглав несется поток авто и грузовиков. Жизнь все так же бежит мимо. Два глумфрейтора залихватского вида затянули прерывающимися от ритмичных ударов голосами: Я ЛЮБЛЮ ЛОЛИНУ ОЧЕНЬ! ОБКОНЧАЮ ЭТИ ОЧИ! Чувствуя потными спинами матовые взгляды сельских девок, остальные бойцы подхватили: СИНЯЯ МОЯ ЛОЛУПА! НУ-КА ШМЫГАЙ В ЕЙНО ДУПЛО!
Подполковник Боланко чувствовал дискомфорт. Он смаковал и само слово ДИСКОМФОРТ – гоняя его во рту синим своим языком, и постепенно возвращаясь на поверхность быта, слегка еще покачиваясь в пене, взбитой усилиями гражданки Икс. Эта падшая женщина растеряла все фибры своего складчатого естества, и теперь только жалобный сосок трепетал на обвисшей груди. Ответ из Голяково так и не пришел. Чему радоваться неясно. Боланко, впрочем, был доволен своим подлым подвигом».
by Антон КОРАБЛЕВ // illustration by unomoralez