metaphysical spaghetti gangster film

txt by Антон КОРАБЛЕВ // published 12/09/2010

Что нам может предложить постфилософия сегодня? Груду архаичной диалектики, несколько second hand концептов и затертых силлогизмов, которые эволюционно интегрировались в водную гладь языка? Неочевидные трактовки очевидных событий медийного порядка в рамках stand-up philosophy assjob show, задача которого – GAG for Super Size BBW? Нет! Ядро постфилософии заключено в том, что никакого ядра нет. Интеллектуальные трендсеттеры принялись с рвением штурмовать величественный бастион знания, — им плевать на культуру, им индифферентно прошлое, борьба за свободу личности и голодающие дети Конго. Они высказываются против прочных основ, против универсальности, против базиса, против человека, но не против объективной реальности, как многие, почему-то, думают. Не против канонов, стереотипов, паттернов социального поведения, как это делает разнообразнейшая плеяда субкультурных бунтарей.

Антон Кораблев metaphysical spaghetti gangster film //chewbakka.com
from charles burns ‘black hole’

Люди проповедуют антиосновность по самым разным причинам. Ее могут использовать для нападок на гуманизм. Постулируется, что у человека отсутствует неизменная опора на уровне разума, сознания и даже биологии. Она же может применяться для реформирования гуманизма: нам не понадобится перспективное зрение для оправдания позиции, что мужчина и женщина могут решить свои проблемы без обращения к чему бы то ни было вне самих себя.

Антиосновность может использоваться для объяснения того, как оправдывается вера в джизаса («Христианская вера выражена словами Нового Завета и не нуждается в закреплении посредством логических построений») и поддерживать выступления против веры в иудейско-христианского Бога («Бог мертв!«). Каждый, кто читал Ницше, знает, что усатый мачо редко упускал возможность ударить в промежность такому монстру, как христианство. Побеги его уникального наследия – musthave для каждого: для всех и никого!

Если отвлечься от очаровательного фонтана современных дискуссий, можно заметить, что радикальный (показывающий зубы) скептицизм в отношении незыблемых основ — совершенно не новая тема в динамичной истории развития западной философской мысли. Она известна с пыльных времен (Древняя Греция) и пользуется сегодня гораздо большей поддержкой философов всех направлений, чем фундаментализм (по крайней мере, бородатый, классический фундаментализм).

Одновременно, тотальное отрицание основ вызывает неожиданно острую реакцию со стороны критиков. Выступления против базиса, фундамента, первооснов, как говорят эти дряхлеющие консерваторы со своих политических высот, подрывают саму возможность обретения какого-либо прочного знания, истины, гражданских ценностей и правил морально приемлемого поведения (западная траектория мышления)/нравственности (наследие русской философской школы богословия). Более того, антиосновность компрометирует собственную внятность, поскольку предлагает себя как всеобщую истину, применимую ко всем другим теориям (в то время, как монополия на истину отменена, универсальная истина — насилие), и при этом отрицает возможность существования основополагающей истины. Как мы знаем, абсолютной истины не существует, как не существует подлинной гарантии точности наших знаний. Что же, в таком случае, существует? Существует миф о красивой, но недостижимой, истине. Он (миф) продолжительное время паразитировал на важной экзистенциальной потребности части человечества (части, нуждающейся в рефлексии). Этот миф, время от времени, всплывает, становится крайне актуальным, особенно в те периоды, когда в обществе намечается массовый запрос на рефлексию, но мы не должны забывать, что вся эта яркая игра в поиск Высшего – фикция. За рамками добра и зла остались человекообразные «местно чтимые» босые реднеки и прочие жители дальнобойных трейлеров, но это не значит, что к ним нет претензий. Если они не в состояние самостоятельно рефлексировать, то найдутся те, кто осуществит рефлексию за них (есть люди поумнее, чем ты и я, не так ли?). Отныне степень рефлексии не важна, даже если мы не можем сами ее осуществить.

С историческими истинами мы обращаемся так же, как и с научными. Взять, к примеру, такой исторический факт, как холокост. Мы верим в истинность этого события потому, что у нас есть тому неоспоримые доказательства, свидетельства, воспоминания, хроники, документы, и, что вполне естественно, возможны различные толкования, вариации и модификации данного факта. Холокост для нас — заурядная научная истина, а не абсолютная. Кто ответит страждущим, как нужно действовать, чтобы допустить\не допустить Холокост 2.0? Модный дискуссионный тренд нескольких прошедших десятилетий, надо сказать. Каждый придурок считал своим долгом высказаться на эту тему, бросить свои 5 копеек в кипящий котел мировой постистории.

Вполне взвешенные аргументы против абсолютных отправных точек нашего знания о мире можно обнаружить в самых дальних глубинах истории. Согласно деду Платону, протагорейцы считали человека мерой всех вещей: все соотносится с человеком, и сам человек обусловлен окружающим миром, а потому не существует некоего надчеловеческого (внеконтекстного) способа выяснения истины.

В эпоху модерна антифундаменталисты, те, кто вызрел на ниве европейской литературы и философской традиции, обращали свои ясные, незамутненные рекламой imax, взоры к великому, но несчастному, Фридриху Ницше, как к первому и наиболее авторитетному защитнику их общей позиции. В свою «Веселую науку» швейцарский философ включил яркую сцену с сумасшедшим. Ницше рассказывает, как этот странный персонаж зажег утром фонарь и побежал на рынок с криком: «Я ищу Бога! Я ищу Бога!» Горожане были изумлены, издевались над ним, но сумасшедший был совершенно серьезен. Абсурд, как ни крути, – явление в высшей степени серьезное, в какую текстуальную форму его не облекай! Наш юродивый герой отвечал горожанам, что Бога не найти, потому что мы убили его. Бог мертв. Глупые лица, непонимание, недоумение горожан указывает лишь на то, что заявление сумасшедшего (опередило время) прозвучало слишком рано. Он понимает, что пройдет немало времени, прежде чем этот факт будет окончательно осмыслен и инсталлирован в общественное сознание.

Антон Кораблев metaphysical spaghetti gangster film //chewbakka.com

Что же именно означают слова «Бог мертв», не ясно. Сами по себе они едва ли способны вызвать резонанс, эпатировать, устроить скандал. В конце концов, христиане же верят, что сын Божий, джизас крайст, второе лицо Святой Троицы, стал человеком, роботом из крови и мяса, явился, подобно герою Арнольда Шварценеггера, T-800 с небес, а затем мучительно умер, истекая кровью, за их скотское поведение и многочисленные грехи на кресте. К слову, я уже давно настаиваю на крайней необходимости распять действующего Папу Римского за грехи его нерадивых подчиненных (любителей маленьких мальчиков-хористов) и педо- и эфебофилов всея планеты! Но не будем отвлекаться, нам необходимо выяснить смысл утверждения о смерти Бога. Не является ли оно всего лишь ярким свидетельством атеизма Ницше, его криком отчаяния оттого, что Бога, увы, нет? Если так, то это довольно странный, не ортодоксальный, тип атеизма — атеизм, который признает существование Бога (в прошлом) и его исчезновение (в настоящем) по причине отсутствия у нас живого интереса к нему. А может быть, «Бог мертв» — афористичная форма выражения той мысли, что истинная вера в Библию (в эпоху модерна) угасла и что, хотя люди продолжают ходить в церковь, исполняя рутинные обычаи, повинуясь архаике и традиции, но живут они так, словно трансцендентный мир больше не имеет над ними власти?

Формула «Бог мертв» — не дерзкое утверждение зарвавшегося наглеца о конце существования бессмертного Бога, а более мягкое, но не менее радикальное по содержательному наполнению, заявление о том, что христианская мораль дискредитировала себя, стала лицемерной и что сами христиане, превратившись в героев шоу Уолли Спаркса, ведут себя так, словно Бога нет. А с другой стороны, быть может, данная формула вообще имеет слабое отношение — или вовсе не имеет отношения — к религиозной вере и эллиптически выражает мысль об отсутствии абсолютной основы, на которую мы могли бы опираться в своем стремлении к истине?

Если что-то и можно утверждать с уверенностью, так это то, что Ницше считал христианство — частью долгой исторической последовательности, начиная с Платона и заканчивая его собственным литературным творением, пламенным пророком Заратустрой, которого не следует причислять ни к христианам, ни к иудеям.

Подводя черту, скажу, что, по моему мнению, Ницше отрицает абсолютное бытие, не делая частных заявлений о том, что Бог не существует. Чего не существует на самом деле, так это великого универсального фундамента, поддерживающего хрупкое здание нашего знания о мире, о реальности и Реальном, и любой архаичный философ — будь то Шеллинг или Гегель, — которому с помощью искусной аргументации якобы удалось нащупать такой фундамент, без сомнения, серьезно ошибается, вводя в заблуждение и великий грех почитателей его (Гегеля) мысли.

Бог, действительно, почил, протянул ноги. В этом не стоит сомневаться. Он не воскреснет, пока такие хилл-биллис, как Терри Джонс, американский пастор-тролль, и его немногочисленная паства реднеков, наследуя примеры пещерного прошлого (подобно Гитлеру и его команде), пестуют мысли о великом костре Корана. Церковь – всего лишь пыль и камни. Браво, Русь! Браво, Кай Метов!